Михаил Лермонтов - Том 5. Драмы

Марф<���а> Ив<���ановна>. Сохрани бог!.. Нет, ни за что.

Вас<���илий> М<���ихалыч>. Так ему надо ехать чрез Германию, иначе невозможно, хоть на карту взгляните.

Марф<���а> Ив<���ановна>. Как же быть! А я не хочу, чтоб он жил с немцами, они дураки…

Ник<���олай> Мих<���алыч>. Помилуйте! — у них философия преподается лучше, нежели где-нибудь! Неужто Кант был дурак?..

Марф<���а> Ив<���ановна>. Сохрани бог от философии! Чтоб Юрьюшка сделался безбожником?..

Ник<���олай> М<���ихалыч>( с неудовольствием ). Неужели я желаю меньше добра моему сыну, чем вы? Поверьте, что я знаю, что говорю. Философия не есть наука безбожия, а это самое спасительное средство от него и вместе от фанатизма. Философ истинный — счастливейший человек в мире, и есть тот, который знает, что он ничего не знает. * Это говорю не я, но люди умнейшие…

(Вас<���илий> М<���ихалыч> в тайном удовольствии) И всякий тот, кто хотя мало имеет доброго смысла, со мною согласится.

Марф<���а> И<���вановна>. Стало быть, я его совсем не имею… это слишком самолюбиво с вашей стороны… уверяю вас!..

Ник<���олай> М<���ихалыч>. Лучше сами поверьте, что отец имеет более права над сыном, нежели бабушка… Я, сжалясь над вами, уступил единственное свое утешение, зная, что вы можете Юрия хорошо воспитать… Но я ожидал благодарности, а не всяких неприятностей, когда приезжаю повидаться к сыну… Вы ошибаетесь очень: Юрий велик уж, он сделался почти мужем и может понимать, что тот, кто несправедлив противу отца, недостоин уважения от сына… Я говорю правду, вы ее не любите — прошу вашего извинения, впрочем знайте, что я не похож на низких ваших соседей и не могу не говорить о том, что чувствую: я очень огорчен вашим против меня нерасположением… Но что ж делать, вы задели меня за живое: я отец и имею полное право над сыном…

Он вам обязан воспитанием и попечением, но я ничем не обязан. Вы платили за него в год по 5 тысяч, содержали в пансионе, но я сделал еще для вас жертву, которую не всякий отец сделает для тещи, уж не говорю об имении… прошу извинить.

Марф<���а> Ив<���ановна>( привстав ). Как, и вы можете меня упрекать, ругать, как последнюю рабу, — в моем доме… Ах! ( Упадает в изнеможении злобы на кресло и звенит в колокольчик. ) Дашка, Дашка, — палку.

Дарья. Сию минуту. ( Приносит палку и выводит ее из комнаты под руку. )

Ник<���олай> Мих<���алыч>. О боже мой! — может ли сумасшествие женщины дойти до такой степени!.. ( Ходит взад и вперед. )

Васи<���лий> Мих<���алыч>( подходит к нему ). Вот что значит, братец, спорить с бабами! А отчего это всё, отчего не мог ты взять просто сына своего от нее: не хотел заплатить 3000 за бумагу крепостную. Ведь она тебе отдавала имение — что за глупое великодушие не брать! — или брать на честное слово, что всё равно. Вот она и сделала условие, что если ты возьмешь к себе сына, так она его лишит наследства, а тебя не сделала опекуном. Что, брат! видно поздно!..

Ник<���олай> М<���ихалыч>. Но ее слово, уверения брата ее — я почему мог отгадать, что они меня обманут?..

Вас<���илий> М<���ихалыч>. Что, скажи мне, ты шутишь? — честное слово! ха! ха! ха!.. Нынче это нуль по левую сторону единицы.

(Уходят.)

(Сад, сумерки, и луна на небе, налево беседка. Любовь в длинной черной шали в волосах и белом платье. С письмом в руке.)

Любовь( читая ). Он желает говорить со мною здесь наедине, в это время — что такое значит? Юрий хочет со мною говорить — об чем? Между нами не может быть и не должно быть ничего такого, что бы нельзя было сказать при свидетелях. Однако ж я не должна опасаться, хотя говорят, что девушки должны бояться мужчин. Зачем мне бояться Юрия?.. Ах! часто, когда на меня устремлял он свои взоры неподвижные, светлые, — что-то чудное происходило в груди моей; сердце билось. Быть может, он в меня влюблен? — Нет! нет! — сему не случиться никогда! я не верю этой любви. Он не может на мне жениться, так на что ему безнадежною страстью себя мучить. Зеркало мне говорит, что я хороша собой, что могу нравиться, но он, он столько знал красавиц лучше меня. И если бы это было в самом деле, если я любима, то он должен столько уважать меня, он должен думать, что добродетель не позволит мне явно отвечать ему — к тому ж я, кажется, не показала ему ничего такого, что бы могло возбудить его страсти; неужели он приметил биение моего сердца. Ах! нет!.. он сам, Юрий, был со мной всегда мрачен, холоден, он вряд ли способен любить нежно… Но зачем ему было свидание?.. это письмо!.. не понимаю, чего хотел он… ( Молчание. ) Но вот луна взошла, всё тихо и прохладно — а он нейдет. ( Молчание. ) Как я глупо сделала, что пришла сюда, непонятное влечение управляло моими шагами. ( Садится возле беседки. ) Что если нас увидят вместе… моя честь погибла — о безумная!..