Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

Я прошу, таким образом, не о личной услуге, сударь, но о справедливости, имеющей значение для Франции по двум причинам: потому, что попрано международное право, и потому, что это оружие, ей принадлежащее и несправедливо задерживаемое в Тервере, ей крайне необходимо.

С искренним уважением, сударь, преданный Вам и т. д.

Подпись: Карон де Бомарше ».

Никакого результата. Дважды в день я посещал министерство иностранных дел, а от моего дома до него не меньше мили, — министр был занят другими делами. Слова, вырванные на бегу, ничего мне не давали, и мой нарочный огорчался, что я заставляю его терять время. Из Голландии прибывали другие письма, весьма настойчивые; министр попросил меня напомнить ему обстоятельства дела. 6 мая, посылая ему новую, сугубо настоятельную записку, я приложил к ней следующее письмо:

«6 мая 1792 г. Вам лично.

Необходимо учесть три важных обстоятельства: наши внутренние недоброжелатели льстят себя надеждой, что Вам не удастся снять эмбарго с оружия. Они рассчитывают обвинить Вас в этом перед французской нацией.

1. Поскольку все зло в Голландии идет от парижских мародеров, чему у нас есть доказательства, важно, чтобы о предмете моих ходатайств не стало, по возможности, известно в канцеляриях военного министерства ; это тотчас дойдет до Гааги.

2. Важно, чтобы мой нарочный выехал настолько быстро по принятии решения, чтобы об его отъезде нельзя было предупредить по почте; канцелярии не преминут это сделать .

3. Вы поймете уместность и справедливость содержания моей записки, если учтете, что, поскольку препятствие национального масштаба, которое не в силах устранить ни одно частное лицо, мешает мне передать Вам оружие в Гавре, я передам Вам его в Тервере ; в этом случае все меры предосторожности, необходимые для его доставки, лягут на плечи самого французского правительства; я же беру на себя только устранить с помощью горсти дукатов препятствия, чинимые низшими чиновниками.

Macte animo [22] Вознесись духом (лат.) — (прим. автора). . Вы вчера были грустны, это удручило меня. Мужайтесь, мой старый друг! Располагайте мной в интересах общественного блага. Я готов на все ради спасения отечества. Разногласия отвратительны — сущность дела прекрасна.

Подпись: Бомарше ».

Никакого ответа. Три дня спустя, 9 мая, я, настаивая на своем, вновь посылаю господам де Граву, Лакосту и Дюмурье записку под названием «Важный и секретный вопрос, подлежащий обсуждению и решению господ министров — военного, морского флота и иностранных дел». (Вручена трем министрам 9 мая 1792 г.) Она имеется в трех архивах; я покажу вам ее, Лекуантр ; полагаю, что она не была напечатана.

Никакого ответа , не отправлена и моя почта. Мне показалось, что деятельная доброжелательность г-на Дюмурье каким-то образом скована. Не помня себя от гнева, я четыре дня спустя, 13 мая, написал ему следующее письмо, возможно, несколько чересчур суровое, чтобы быть оглашенным в Комитете.

«Бомарше господину Дюмурье.

Сего 13 мая 1792 года.

Сударь!

Соблаговолите вспомнить, как часто Вы, я и многие другие вздыхали, с грустью глядя в Версале на бывших королевских министров, которые льстили себя надеждой, что выиграли дело, потеряв неделю; слишком рано, слишком поздно, — было их излюбленным ответом по всякому поводу, так как пять шестых времени, которое они должны были уделять делам, уходило у них на то, чтобы сохранить за собой место. Увы! Болезнь, именуемая «упущенное время», как мне кажется, вновь поразила наших министров. У прежних виной всему было чистое нерадение , у Ваших виной, разумеется, перегруженность ; но от этого не легче.

Вот уже три месяца, сударь, как в деле, рассматриваемом как чрезвычайно важное, я спотыкаюсь о всякого рода нерешительность, которая сводит к нулю предприимчивость людей самых деятельных. По этому нескончаемому делу я осаждаю уже третьего министра, ответственного за военное ведомство .

Сударь, нам не хватает ружей, у нас их требуют громогласно.

В распоряжении министра шестьдесят тысяч ружей, приобретенных мною; столько золота, столько золота, вложенного мною в дело; два корабля, простаивающие в Голландии вот уже три месяца; четыре или пять человек, пустившихся ради этого в путешествие; куча записок, поданных мною, одна за другой; тщетные просьбы о минутном свидании, чтобы доказать, сколь ничтожны препятствия ; нарочный, который вот уже двадцать дней томится у моего очага и портит себе кровь, расстраиваясь вынужденным бездействием; и я, в котором она закипает из-за невозможности получить ответ и наконец отправить курьера; с другой стороны, грозящее мне отовсюду обвинение в предательстве, точно я по злому умыслу задерживаю в Голландии оружие, меж тем как я горю желанием ввезти его во Францию, — все эти расходы и противоречия наносят урон и моему состоянию, и моему здоровью.