Андрей Платонов - Том 6. Дураки на периферии

Сестра. По выздоровлении — выбыл в свою часть.

Ольга. А где его часть? Куда же мне ехать?

Сестра. Я вам могу сказать номер его полевой почты. Ищите по номеру.

Ольга. Я буду искать его, я его найду.

Сестра. Ищите. Вы его жена?

Ольга. Да… А вы видели его?

Сестра. Не помню. Их много у нас.

Ольга. Как же вы не помните?

Сестра. Не помню, дорогая, не помню. Я устала. Сколько их было!

Ольга поднимает свой чемодан и уходит от сестры.

Блиндаж. Обычная обстановка. На столе горит светильник, сделанный из сплющенной на выходном конце большой гильзы. В блиндаже майор Иванов, командир батальона, и еще три офицера: Исаев, Моргунов, Белоярцев; Моргунов — тоже майор, остальные капитаны, а по возрасту все они примерно ровесники; это те самые, немного знакомые нам люди, что ехали в одном вагоне, в одном купе с Ивановым. Иванов работает над картой.

Иванов. Ну, я расчертил — и маршруты для рот, и время их движения. Осталось согласование с соседями справа и слева.

Белоярцев. Это мы сумеем — согласоваться нетрудно.

Иванов. Нетрудно? Это самое трудное и есть — думать не о себе только, а и о соседях.

Исаев. Ничего, Алексей Алексеевич, теперь воевать недолго осталось.

Иванов. Вот будешь думать — ничего да недолго — и будет долго и трудно, и семью не скоро увидишь.

Трое офицеров переглядываются меж собой. Моргунов, самый старший по возрасту и самый веселый по нраву человек с большими усами, откровенно хохочет.

Моргунов. И семью еще увидим, Алексей Алексеевич, и детей еще новых нарожаем на радость. Во как будет!

Иванов. Не знаю, не знаю… У меня семья далеко — на том свете, наверное.

Моргунов. А может, и ближе.

Иванов. Едва ли. за всю войну всего одно письмо недавно получил, и то от сорок третьего года.

Белоярцев. да вон мне и пишет жена, а какая радость: я ей не верю.

Иванов. Что — изменяет, что ль? Вот горе! Обидели его!

Белоярцев. да не очень обидели, Алексей Алексеевич, а все-таки неудобно себя чувствуешь: измена же не подвиг! А я уважал свою жену.

Иванов. Какая измена! Что она — родине, что ль, изменила? — ишь ты, я бы сам тебе изменил, будь я на ее месте!..

Белоярцев. Это все так, но у меня тоже есть самолюбие, Алексей Алексеевич, и у вас оно есть, от него никуда не денешься!

Иванов. Самолюбие у тебя! Ага! А ты бы его чувствовал не теперь, а тогда, когда ты к одной Зое бегал, к регулировщице под Кромами, — помнишь иль забыл?

Моргунов. Он это слабо, он это слабо помнит, Алексей Алексеевич.

Белоярцев. Почему? Помню.

Иванов. Так чего ж ты жену заочно подозреваешь?.. Я вот и сам еще не знаю, кто больше для родины и для победы сделал — я или моя жена. Скорее всего она.

Исаев. Ну, как сказать! Из вас, Алексей Алексеевич, одной крови сколько вышло, если считать просто на граммы…

Моргунов. да пуда полтора, не меньше, ей богу. Из меня от двух тяжелых ранений вышло семь фунтов, я считал. (Он хохочет).

Иванов. А я не считаюсь здесь своей кровью, когда там у женщины и у подростка кости сохнут от работы круглые сутки, когда они там хлебом с картошкой не всегда наедаются…

Офицеры молчат.

Моргунов. Да, в тылу у нас тоже, выходит, богатыри.

Иванов. Наши жены там, наши советские женщины, наши дети и старики, — вот какие там богатыри. Это они нас всю войну и кормят, и одевают, и оружие делают в достатке с избытком.

Белоярцев. Это все совершенно верно, Алексей Алексеевич, и совершенно точно. Но я говорил, собственно, об одном частном случае, о любви…

Исаев. Вот это действительно частный случай! Как можно так думать! Пока этот частный случай существует, на земле всегда и счастье и надежда будут…

Белоярцев. Разве? Ты так хорошо и подробно это знаешь. А что есть любовь?

Исаев. Точно не знаю, а приблизительно. Любовь — это значит вперед, это внутреннее движение человека, это атака будущего оружием сердец…

Иванов. Не знаю, верно это или нет, но это красиво…

Белоярцев. Я о своей жене, а вы о человечестве.

Моргунов. Какая жена!.. другая станет перед тобой — ну, скажем, туловищем или частично корпусом — и человечества тебе никакого из-за нее не видно… И будешь ты в тени в одиночку жить! (Показывает игрою, как это получается, когда жена весь мир загораживает своим туловищем. Все смеются)