Людвик Ашкенази - Гость из ночи

Гупперт. Долго вчера гуляла?

Яна не отвечает.

Гупперт. Что же делала?

Яна. Читала, с вашего разрешения!

Гупперт. Любовный роман, конечно… Либесроман?

Яна. Франсуазу Саган.

Гупперт. Яна все еще верит в любовь, да?

Яна. Ну и что же?

Гупперт. В дружбу между мужчиной и женщиной?

Яна. Ну ладно, ладно!

Гупперт (шепотом). Яна, прошу вас подняться наверх, комната номер два. Я дождусь автомеханика и зайду за Яной. (Снимает ключ и передает его Яне.)

Яна. Опять дома влетит!

Гупперт. Вам влетит? Сильно?

Яна. Достаточно.

Гупперт. Вы любите, когда влетает?

Яна. Какой вы добрый…

Гупперт. Шла бы наверх, Яна. Авария есть авария. Vis major.

Яна. Что это значит?

Гупперт. Vis major?

Яна. Да.

Гупперт. Высшая сила. Судьба.

Яна. У нас дома в это не верят.

Гупперт. Напрасно! Судьба существует. Почему Яна очутилась здесь? Какими судьбами? Ага?!

Яна. При чем здесь судьба? Просто мой характер.

Гупперт. А характер — не судьба? Шла бы наверх, Яна.

Яна крадется по лестнице. Вдруг оборачивается и тихонько прыскает в ладонь. Потом машет Гупперту. Сверху он ей кажется совсем крохотным.

Яна (напевает). Чао-чао, бамбино…

Гупперт ставит на стол две бутылки мозеля, потом переставляет их, с удовольствием выравнивает, словно солдат в строю. Затем идет к стойке и смотрит на свое отражение в ее блестящей поверхности. Неторопливо обходит помещение, останавливается перед афишей фильма «Мы — вундеркинды». Раскрывает «Земледельческую газету».

Гупперт (читает вслух). «Почему удой коров в Хрудиме оказался выше прошлогоднего? Из-за увеличения количества кормов!» (Поднимает палец.) О!

Ремунда и Калоус возвращаются, Гупперт садится к столу.

Ремунда. Ну, мы дозвонились. Механик вот-вот прибудет.

Гупперт. Что значит «вот-вот»? Я хочу, чтоб он был с минуты на минуту.

Ремунда. Вот-вот и значит с минуты на минуту.

Гупперт. Да-да, вспомнил… А я никак не мог найти бутылок в темноте… Даже подумал, не выпил ли я все. Вот они.

Калоус. Ключ вы взяли?

Гупперт (не сразу). Да, от второго.

Калоус. Вы сегодня же уезжаете?

Гупперт. Как только наладят машину.

Калоус. И не жалко тратиться на комнату?

Гупперт. Чего жалеть… Выпью, вздремну. Чего тут жалеть. Вчера я поздно гулял! До трех часов отплясывал. Чача! Лед у вас есть, пан кельнер?

Калоус. Льда хватит. (Ставит рюмку, уходит.)

Гупперт. Три рюмки, пожалуйста. (Подходит к столу, открывает чемоданчик, по списку выбирает магнитофонную ленту, потом ставит ее, раздается попурри из джазовых мелодий. Затем разглядывает на свет рюмку. Очевидно, он действительно знаток стекла.)

Ремунда (осматривает магнитофон, читает название фирмы). Грундиг.

Калоус (Рамунде). Понимаешь, старик, этот Грундиг, который делает теперь такие штуки, это ведь наш немец, судетский. Я видел, знаешь, какой приемник? Вот такой малюсенький (показывает спичечную коробку), а ловит восемнадцать станций. И днем. Японский.

Ремунда (подошел к Гупперту и обращается к нему). А вы, наверно, из наших мест, раз так хорошо знаете чешский?

Гупперт. Из Яблонца. Гупперты всегда жили в Яблонце. Я Гупперт. Вальтер.

Ремунда. А я Ремунда. Алоис. А вот он — Калоус Эмиль.

Калоус несет три рюмки, при слове «Гупперт» приостанавливается, ставит рюмки на стол, стараясь не глядеть на Гупперта.

Гупперт. Пусть Калоус Эмиль всем разольет… Все равно дождь.

Ремунда. В последнее время много дождей, господин Грундиг.

Гупперт. Мне было бы лестно носить такую фамилию.

Ремунда. Ах да, виноват… Но что вы скажете о такой погоде?

Гупперт. Что сказать? Погода когда какая. Сегодня одна, завтра другая.

Ремунда. Я имею в виду, пан Гупперт, что пора кончать с атомной бомбой. Кто за войну, того за решетку. Тогда и наступит отличная погода.

Гупперт (не отвечает. После паузы). Пан кельнер, каждому по кусочку льда.

Калоус наливает вино, но так неловко ставит бутылку обратно, что она опрокидывается. Он пытается ее поймать, но не успевает. Бутылка падает и разбивается. Калоус наклоняется и собирает стекло. Затем поднимается, весь багровый, и извиняется больше жестами, чем словами.

Гупперт. Жаль! Доброе вино! Впрочем, почему жаль! Осколки — к счастью!

Ремунда. И в Германии?

Гупперт. Повсюду осколки к счастью.

Ремунда. Не понимаю, почему это счастье, если что-нибудь разбивают?

Гупперт. Для меня — счастье. Поговорку выдумали те, кто делает стекло, чтобы его больше покупали.