Карсон Маккалерс - Корень квадратный из прекрасного

ФИЛИПП: И дуэты, которые мы пели: "Турецкий марш" и "Марш смерти" из "Саула".

ССТР.: И лето на побережье, когда мы давали концерт.

ФИЛИПП: Мы довели музыкантов до слез, а публику до тошноты.

СЕСТРА: Скрежещущие жуткие звуки.

ФИЛИПП: Большинство роялей бывают расстроены.

СЕСТРА: В те времена ты был спокойным ребенком.

ФИЛИПП: Но когда я вырос и уехал, что-то случилось, что-то рухнуло.

СЕСТРА: Да.

ФИЛИПП: Что меня разрушило? Алкоголь? Секс?

СЕСТРА: Вернемся домой. Вернемся в беседку и тенистые полдни. Ты слаб.

ФИЛИПП: Я не поеду домой, сестра. Возвращайся с мамой. И если ты не можешь этого вынести, пей, дорогая. Пей в беседке, вот тебе мой совет.

Сестрица уходит.

Позволь мне остаться, Молли. Можешь заниматься с ним любовью. Пожалуйста, но люби меня! Позволь мне остаться, и я снова стану писать.

МОЛЛИ: Я никогда не понимала твоих книг, Филипп.

ФИЛИПП: Какая разница?

МОЛЛИ: Но, не понимая, любила их еще больше.

ФИЛИПП: Не надо понимать мои книги. Пойми меня.

МОЛЛИ: Это одно и то же.

ФИЛИПП: Неужели ты не понимаешь, что я нуждаюсь в тебе, что я снова могу писать? Позволь мне остаться.

МОЛЛИ: Нет, Филипп.

ФИЛИПП: Мы прожили вместе полжизни.

МОЛЛИ: С тех пор, как мне исполнилось пятнадцать лет.

ФИЛИПП: Что я делал все это время?

МОЛЛИ: Ты написал две книги и пьесу.

ФИЛИПП: А что делала ты, Молли?

МОЛЛИ: Заботилась о тебе, о Парисе...

ФИЛИПП: Заботься обо мне теперь. Ты всегда меня любила. Скажи, что это не так!

МОЛЛИ: Я не отрицаю. Я любила тебя, но теперь с этим кончено.

ФИЛИПП: А вот и старый друг!

МОЛЛИ: О чем ты?

ФИЛИПП: Старинные, старинные, старинные часы. Послушай, какой у них ход. Тик-так, тик-так. Если ты меня бросишь, куда денутся все эти годы?

МОЛЛИ: Что ты имеешь в виду?

ФИЛИПП: Разве ты не знаешь, Молли, что каждое последующее мгновение - отражение предыдущего? Без тебя нет ничего.

МОЛЛИ: Пожалуйста, Филипп...

ФИЛИПП: А ничто похоже на ничто. Но это пустота. Вот где настоящий ад!

МОЛЛИ: Дай мне пройти.

ФИЛИПП: Ад с действующими лицами. Разве ты не понимаешь?

МОЛЛИ: Мне нужно уходить.

ФИЛИПП: И теперь, в сумерках, эти часы ...

МОЛЛИ: Ты пьян, Филипп.

ФИЛИПП: Я потерял себя. И это ужасно.

МОЛЛИ: Мне страшно, когда ты так говоришь.

ФИЛИПП: Спаси меня.

МОЛЛИ: Как, Филипп?

ФИЛИПП: Не знаю, но ты уже столько раз меня спасала.

МОЛЛИ: Я больше не знаю, как.

ФИЛИПП: Может быть мне страшно оттого, что я тебя теряю?

МОЛЛИ: Не надо говорить о наших отношениях, Филипп.

ФИЛИПП: Или, может, от этого места? От времени? Или от дурацкой комедии, которую мы разыгрываем?

МОЛЛИ: Перестань.

ФИЛИПП: Между нами осталась одна лишь боль. Застывшая боль.

МОЛЛИ (зовет): Сестрица!

ФИЛИПП: Тем временем этот дремучий идиот бродит, стеная, по земле. (Молли молчит). После всего, что мы пережили. Ты не бросишь меня. ( Бьют часы. Он смотрит на Молли. Она молчит. Он кричит в бешенстве). После всего, что мы пережили!... ( Он колотит по часам обеими руками. Потом смотрит на Молли. Оба вздрагивают, когда часы начинают бить снова).

На следующий день, перед рассветом.

На сцене: тишина. Филипп медленно спускается по лестнице, останавливается, глядя на спящего на диване Париса. Предстоящая сцена - острая. Ни Филипп, ни Парис не знают точно, что происходит, намерения отца и сына неясны, завуалированы, до тех пор, пока Парис не осознает реальность своей жизни и угрозы ей.

ФИЛИПП: Разбойник...

ПАРИС: Что?

ФИЛИПП: Вставай, разбойник.

ПАРИС: Который час?

ФИЛИПП: Почти рассвело. Твоя мать собиралась всю ночь. Она думает, что может нас бросить.

ПАРИС: Бросить?

ФИЛИПП: Да. Тебя и меня.

ПАРИС: Я не верю в это. Зачем ты меня поднял?

ФИЛИПП: Ты мне нужен.

ПАРИС: Зачем?

ФИЛИПП: Когда я был большим, а ты маленьким, я был нужен тебе. Разве ты не помнишь?

ПАРИС: Догадываюсь. Когда я был маленький, я мог войти и лечь спать между тобой и мамой. Когда я бывал испуган или когда просто этого хотелось. Там неподалеку были качели.

ФИЛИПП: Где?

ПАРИС: На улице Кренбери. Это самое первое, что я могу вспомнить. А ты?

ФИЛИПП: Я тоже помню, как спал между мамой и папой.

ПАРИС: Самое первое, что ты помнишь?

ФИЛИПП: Перед этим была сплошная темнота.

ПАРИС: Темнота?

ФИЛИПП: Потом, несколько лет спустя, раскаленные полдни Джорджии. Как расплавленное стекло.