Александра Маринина: Ну, ребята, вы попали

Звонит телефон.

Д у х: Неужели опять из больницы? Ой, не дай Бог скажут, что пора возвращаться, а я же еще самого главного не узнал – как они собираются меня в тюрьму упрятывать. И на Наташу эту не посмотрел. Умная, необыкновенная… Не бывает таких! А если и бывают, так я лучше на ней женюсь, а Ольгу брошу к чертовой матери, пусть ее Сашка содержит со всеми ее многочисленными родственниками и их многочисленными финансовыми проблемами. Сашку, конечно, тоже выгоню к чертям собачьим из своей фирмы, пусть где хочет, там и зарабатывает на содержание моей жены и ее родни.

О л ь г а: Я сама подойду. (снимает трубку). Алло! Да, это я… Да, да… Снова хуже? Да, конечно, надежда умирает последней… Спасибо вам. Да, я надеюсь, что вы еще позвоните. (кладет трубку) .

Д у х: Слава Богу! Мне опять хуже, душа в тело пока не возвращается. Можно еще поприсутствовать на этом празднике неожиданных откровений.

О л ь г а: Слава Богу, ему опять хуже. Слушай, сколько ты им заплатил, чтобы они звонили с такой регулярностью? Сколько я имела дел с больницами, никогда в жизни они не звонят сами, особенно если больной в реанимации. Только если по знакомству.

С к у р а т о в: Сколько надо – столько и заплатил. Не бери в голову. Главное, что они обещание выполняют и деньги свои отрабатывают.

О л ь г а: Саня, а нельзя было им заплатить, чтобы они… это… ну ты понимаешь.

С к у р а т о в: С ума сошла! Это же статья! Звонить и сообщать жене о состоянии ее мужа за деньги – это нормально, а брать и давать деньги за то, чтобы муж не выжил, – за это можно сесть в два счета. При этом сядут все, и те, кто платит, и те, кто выполняет.

О л ь г а: Так никто же не узнает!

С к у р а т о в: Лёлечка, когда тайной владеет такая куча народу, через две секунды тайна становится достоянием гласности. Кроме нас с тобой, об этом знали бы все врачи в реанимации, все сестры и нянечки. И уже через полчаса об этом узнали бы в милиции.

О л ь г а: По-моему, ты преувеличиваешь опасность. Лучше уж признайся, что у тебя пороху не хватило. Слабоват ты в коленках, Санечка.

Д у х: Нет, вы слышали, что она несет? Вы слышали? Это ж надо быть такой дурой! Или стервой…

С к у р а т о в: Ну что ты несешь! Ты или дура клиническая, или стерва первостатейная.

Д у х: Во! Правильно, Сашок, так ей. Мы с тобой всегда были единомышленниками.

О л ь г а: И почему это я дура, объясни, пожалуйста. Ладно, со стервой я согласна, сама знаю. Но почему дура-то?

С к у р а т о в: Да потому что деньгами можно заткнуть рот одному человеку, а двоим уже нельзя. А если их больше двух – тогда тем более. Поверь моему опыту, Лёля, когда люди получают деньги за одно и то же, они тут же начинают сравнивать и негодовать, почему это им заплатили так мало, хотя сделали они так много. Ты же не будешь вызывать к себе всех врачей из реанимации и отдельно спрашивать каждого, сколько, дескать, вы хотите за то, чтобы Емелин не выжил? Ты позовешь кого-то одного, пообещаешь ему определенную сумму, а он потом эту сумму будет сам делить между остальными. И кто-то обязательно окажется недоволен, кому-то непременно покажется, что его обделили. Дальше все понятно. Твой Емелин еще из больницы не выйдет, а мы с тобой уже сядем.

Д у х: Правильно говоришь, Сашок! Сразу видно, опыт у тебя есть. Что и говорить, пять лет службы в милиции на помойку не выкинешь. Так, ребята, кончайте время впустую тратить, давайте уже стройте планы, как вы меня в тюрягу будете запихивать, я же должен знать, к чему готовиться, и разрабатывать тактику противодействия. Эй, симпатичная, ты где? Слушай, я чего хотел спросить-то, а мне только в квартире можно торчать или я могу тут рядышком полетать?… Можно, да?… Ну спасибо. Не, я недалеко, я только в окошко выгляну на минутку, хочу посмотреть, где Сашкина машина стоит… Зачем? Ну это… Ладно, скажу. В общем, тут в соседнем подъезде кобель один есть… хи-хи… Когда его гулять выводят, он нужду справляет в одном и том же месте, привычка у него такая, понимаешь… И если на этом месте машина стоит, он ее обязательно описает, сто раз проверено. Место такое удобное, кто не знает про кобеля – непременно туда машину поставит. А кобель такой большой, знаешь, огромный прямо, и мочевой пузырь у него – литров на пять, не меньше, вот ей-богу, не вру. Вот мне и любопытно, где Сашкина машина стоит… хи-хи… Что?… Детство?… Где, говоришь, играет?… А-а… Ну, у меня этого все равно сейчас нет, я же бестелесная субстанция, и этим местом в данный момент не обладаю. Ну так я посмотрю, ага?… О, точно, как я и предполагал, в аккурат на это самое место он машину и поставил. Представляю, какая у него рожа будет, когда он выйдет, а все колеса собачьей мочой воняют. Эх, покрышку бы ему проколоть! Он выйдет, колесо спущено, менять надо, так он за это колесо голыми руками и схватится… Смотри-ка, кто-то приехал, может, это та самая Наташа, о которой столько разговоров? Хм, машинка-то не поганенькая, полуспортивная, двухместная. Тысяч сорок долларов стоит, если не больше. Ах ты Боже мой, какие политесы, водитель вышел, машину обошел и дверь даме открывает. Ничего мужичок, красавчик, как с картинки модного журнала. Это что ж за дама такая? Так, рожи не видно, но фигурка – высший класс, и походочка, как мне нравится, и одета со вкусом. И возраст мой любимый – лет двадцать семь-двадцать восемь, судя по виду сзади. Сейчас с другой стороны залечу, мордашку посмотрю… Эх, черт возьми, не успел, она уже в подъезд вошла. Ладно, возвращаюсь в квартиру, если это Наташа, так я ее и в комнате разгляжу. Но решение я уже принял: если это действительно она, то я с Ольгой разведусь, а на ней женюсь. После того, как оживу, конечно.