Эдвард Радзинский - Обольститель Колобашкин

Дикий грохот. Входит некто в греческой тунике.

Голос МАДАФ. Куда бежишь, достойный Фемистоклюс?

Некто.Когда прекраснокудрая Эос глаза свои откроет, я встречусь с домработницей Сократа. (Проходит)

Колобашкин (страдая). Опять… Опять!

Ивчиков (в ужасе шепчет). Что это?

Колобашкин.Машина времени. Пробный пуск… Не обращай внимания: они нас не видят. Это связано с диэтиловым свойством гравитационного поля при аккумулятивном индексе времени.

Треск усиливается.

Черт!.. Барахлит переводное устройство. Рычажок Дюма-отца-два. Некто.Она законная чувиха. Она похожа на лучезарную богиню Гею. «И бедра у нее — в порядке».

Проходит.

Ивчиков (шепчет). Дерни меня за нос, пожалуйста. Колобашкин дергает.

(В ужасе) Это не сон!

Колобашкин.Но ты мне поверил?!

Ивчиков.Я, конечно, тебе поверил… Но все-таки дерни меня и за ухо.

Колобашкин дергает.

Ай! (В ужасе) Это правда!

Колобашкин.Я, Серафим Колобашкин, изобрел МАДАФ. Это не какая-нибудь там примитивная машина времени. Это — МУЗА. Потому что я изобрел ее для чего? Для писания пьес. (Глядя на обомлевшего Ивчикова) Бодрей! Краткое описание устройства МАДАФ: вес двенадцать с половиной килограммов. Работает от биотоков мозга. Порядок эксплуатации: задумываем мысль. МАДАФ, говоря образно, тотчас ее ухватывает. И из тьмы веков она выбирает историческое событие, отражающее твою мысль. Ну, естественно, переносит тебя в соответствующее время, где ты имеешь возможность наблюдать это событие визуально. Машина удобна в обращении. Ибо — первое: благодаря рычажкам Мефистофеля мы остаемся невидимы. Это дает нам возможность аккуратно и спокойно записывать события. Второе: не нужно знание языков, ибо МАДАФ снабжена переводным устройством Дюма-отца-два… Таким образом, налицо возможность удобно и быстро создавать исторические хроники. Как Шекспир.

Ивчиков.Только щипани меня еще разок… в бок.

Колобашкин толкает его.

Ай! (Почти рыдая) Это правда!.. Колобашкин.Итак, зачем мне нужен ты? Отвечаю: МАДАФ работает от мыслей. Я зол, я пуст, во мне что? Насмешник, демон-отрицатель! А это неплодотворно. В результате моих мыслишек МАДАФ несет сплошную чепуху о чувихах и домработницах Сократа… Ты добр. Ты возвышен. Ты историк. Ты чуешь материал. Ты можешь родить вдохновенную мысль. Мы перенесемся в события удивительные и прекрасные. Мы их запишем. Нас поставят все театры мира. Ура… Итак, сегодня ночью… (Почти поет) Ты попробуешь родить мне мысль.

Дикий грохот.

Не обращай внимания. При выключении мы попадаем в замок герцога Бургундского… У него сейчас упала лата…

Ивчиков (шепчет). Это правда.

Колобашкин.А теперь — баиньки. Пуск в три ночи. Надо выспаться. Кроме того, перед пуском мы отправимся на пару часиков в Дом ученых.

Ивчиков.Зачем?

Колобашкин (завозился среди проволочек). Я приглашен на юбилей. Но, главное… мне почему-то кажется… что там будет ОНА.

Ивчиков.Кто? Она?

Колобашкин.Ну… ну… Я знаю, ты готов в нее влюбиться. А тебе так не хватает влюбленности… Для окончательной возвышенности и вдохновения… А бабец она — что надо.

Ивчиков.Я прошу не сметь…

Колобашкин.Обиделся, обиделся, Геродот.

Ивчиков.Я никак не могу понять… Кто вы такой?

Колобашкин.В каком смысле?

Ивчиков.Человек или…

Колобашкин.Животное? ( Засмеялся.) Ни то, ни другое. Точнее, и то и другое. Я — кентавр.

Дом ученых. Слева — раздевалка. Зеркало. Наброшены пальто прямо на барьер. Входят Ивчиков и Колобашкин

Колобашкин (читает объявление). «Юбилей — на втором этаже. Вешалки нет. Плащи бросаем здесь, по-студенчески». ( Огляделся.) Как все демократично. О юбилей! Как отдохнуть душой сотруднику журнала Колобашкину? Это сказать несколько слов о юбиляре. Я в упоении. Я хочу тяпнуть речь. Я позволю себе сделать это! (Встает в позу) Редактор Зенин талантлив. Но он не любит скрывать этого, он открытая душа! Поэтому ему нравится, когда иные говорят о нем вслух, нелицеприятно, искренне: «Та-лант-лив!» Редактор — эпикуреец! Любвеобилен! Здесь сказывается широта его интересов. И кроме того, он — принципиальный человек! Да, во все времена он был таким принципиальным, вернее, настолько принципиальным… что во все времена ему было еще и хорошо! Чувство меры! С этим рождаются. Он родился именно с этим. А кроме того — отважен. Как он отважно и разоблачительно мыслит. Особенно в области прошлого. Я порой спрашиваю себя: «Колобашкин, сколь отважным ты хотел бы быть?» И отвечаю неизменно: «Я хотел бы быть столь отважным, сколь Вениамин Александрович Зенин — потом!»