Эдвард Радзинский - Обольститель Колобашкин

Николаев.Головинка…

Колобашкин.Алупка… У нас пьеса необычная. Документальная драма. Писали вдвоем. Это — Володя. Хорошо входит в литературу, стервец! Прямо с производства. Познакомьтесь, Гавриил Исаич — критик.

Николаев.Аделаида. Только я хочу, чтобы вы верно меня поняли. Театр — моя служба. Критика — мое призвание. Но при этом хочется подчеркнуть, что я один из критиков. Чтобы у вас не возникало ненужного обобщения. Я всегда борюсь с ненужными обобщениями и заодно со сложной многозначительностью.

Колобашкин (угодливо). Трудно быть критиком? (Ловко подкладывает пьесу) Алупка-Сара.

Николаев( отодвигает пьесу). Аддис-Абеба. Во-первых, надо уметь сурово, без ложной снисходительности, но с болью в сердце карать за недостатки. Здесь особенно наметан глаз у женщин. Поэтому любая женщина, свободная от домашнего очага, всегда сможет стать критиком. Я не хочу обобщать. Но вы меня поняли?

Колобашкин.И много недостатков в наличии? (Вновь подкладывает пьесу) Антверпен.

Николаев.Милый мой. Одни недостатки. И более ничего. Даже классики пишут не так. Об этом мы не говорим по известным соображениям. Нижняя Сормовка.

Колобашкин.По каким соображениям? ( Решительно придвигает пьесу и уже не снимает с нее рук)

Николаев.Это было бы бесхозяйственно. С классиком под рукой всегда удобнее заголить… точнее, разобрать современника. Вы меня поняли? Например, я беру любую пьесу. Можно доказывать что-то. Можно о чем-то спорить. Но зачем? Надо экономить силы. Достаточно сказать «не Шекспир» — и автор хиленький такой становится, будто мы у него штанишки приспустили, и, главное, не спорит. Очень удобно. Наконец, при помощи классиков всегда можно понять, кто на кого влиял… А это очень важно для критиков… К примеру, на всех драматургов влиял Чехов. Арзамас.

Колобашкин.А на Чехова? Сыктывкар. ( Раскрывает пьесу)

Николаев пытается закрыть пьесу. Идет молчаливая борьба.

Николаев.Это меня не касается. Когда Чехов был жив и, следовательно, не был классиком, тогда жили его критики, которые, уверяю вас, с успехом установили, кто на него влиял, и, уж конечно, объяснили Чехову, что он не Шекспир… И, наконец, надо зорко следить, чтобы не повторялись… А то чуть замечтаешься — запьешь там или еще что… так они уже начинают из пьесы в пьесу тащить одни образы, одну темку… Колобашкин( тяжело дыша от борьбы). Но ведь автор тоже человек. Ведь бывает, что годами болит у него одна рана! Даже классики…

Николаев прекращает борьбу. Колобашкин открывает перед ним пьесу.

Николаев.Классик — это Юпитер. А что позволено Юпитеру…

Колобашкин.Браво. Ну, а теперь поиграли, поговорили — и за пьеску пора.

Николаев (вытирая лоб). Я прочту, хорошо. Только я бы попросил вашего друга не вертеться. А то он все время, понимаете, поворачивается, и я оказываюсь то справа, то слева, а для нас, критиков, всегда важно знать, справа ты или слева в данный момент. Вы меня поняли? (Начинает читать пьесу)

Колобашкин (в восторге). Ты посмотри, как читает! Десятками страниц! Гений! Обыкновенный гений! Юпитер!

Николаев (заканчивает чтение, прошелся, заложив руки за спину, чмокнул, потер руки, град звуков, снова прошелся). Не нра…

Колобашкин.То есть как?

Николаев.Голизм.

Колобашкин.Чего?

Николаев.Голыми ходят. В туниках. На днях у нас как раз совещание было. Голых много в искусстве развелось. В кино особенно. В постелях голые лежат, черт знает что такое: порнография какая-то!

Колобашкин.Я все понял. Значит, так, Гавриил, тебе пьеса нравится, просто у тебя есть отдельные частные замечания. Учтем. Оденем. Ему нра!.. Ура!..

Николаев.Глоткой не возьмешь. А кроме того, простите меня, но все эти бесконечные намеки… Ну и, кроме того, конечно, все это написано под влиянием Чехова, Уэллса, Аристотеля и Малышкина. (Печально) И ненужные обобщения!

Колобашкин.Ах так?! Так?! Володя! Руби ему правду!

Ивчиков.Вы знаете… Вы что-то ошиблись. Там нет намеков. И ненужных обобщений тоже нет. Мы попросту все это видели и записали. У нас, знаете ли, есть машина. Ее изобрел товарищ Колобашкин.

Николаев. Послушайте, молодой человек, вы еще только начинаете. И не надо так со мной острить. Я старше вас… Да нет, я все понимаю. Намерения, может быть, были у вас и честные, но вышло — другое. Вам сказали это, и вы вместо остроумничанья лучше бы задумались: а может быть, правы товарищи, подсказывающие мне мои недостатки. Вы меня поняли?