Эдвард Радзинский - Я стою у ресторана - замуж – поздно, сдохнуть – рано

Она.А когда люди едят клопов?

Он.Когда клопы не едят людей!

Она.Ха-ха-ха! Ура! Молодец! Юмор остался! Очень смешно ответил. Но еще смешнее выглядел. Если бы ты видел себя сейчас в ожидании юной Фортинбрасы… Ну — отпад! Юморины! Нет, я ее будила, поверь. Я предприняла все усилия. Стучу, стучу ей в дверь, чтобы тебя обрадовать… Ничего! Сначала я подумала, что она спит как сурок. Пушками не разбудишь. Ну как я в свое время. Это теперь я не сплю… и всю ночь по квартире хожу, как собственное привидение.

Он.Или разговариваешь с грузинами.

Она.С большими копытами! Ха-ха-ха! Молодец, не забываешь меня уничтожать. Значит, я ей стучу… И вдруг я понимаю: она ведь не может проснуться… Потому что ее зовут Фортинбрас! Ей еще ( выразительно ) рано! ( Шепотом .) Фортинбрас в «Гамлете»… приходит в самом конце, когда уже все… ( помолчав ) мертвы. Фортинбрас приходит — после… Ха-ха-ха!

Он вдруг бросается к окну нелепо пытается открыть. Окно не открывается.

Какой странный! Зачем тебе окно?

Он по-прежнему и тщетно пытается открыть.

Ключа ты все равно в темноте не увидишь! Прыгать отсюда высоко… А-а! Ты хочешь крикнуть в окно о помощи? Знаешь, я как-то кричала о помощи прямо из этого окна…

Он.Почему-то… душно…

Она (небрежно). Это — кажется. Да, жаль, что я заколотила это окно… Но выхода не было… Понимаешь, окно вызывало у меня ассоциации с тем криком о помощи… И когда я вернулась из больницы — его забили.

Он (взял себя в руки). Послушай, что ты хочешь от меня?

Она (будто не слыша). Кстати, это была такая забавная история с окном… Тебе, как драматургу, создавшему мой образ… Ха-ха-ха… Просто необходимо ее знать. Все произошло, когда я по твоей милости оказалась в «офсайде». И тогда я попыталась тебе изменить в первый раз.

Он.Очень интересные воспоминания. Повторяю: что ты хочешь от меня?

Она (продолжает, будто не слышит вопроса). Он был живописец. Художник Витя. Такой чуткий. Я, когда познакомилась с ним, сразу поняла: Витя-художник — человек моей судьбы! Хотя я очень волновалась, все-таки… первая измена… Чтобы убить угрызения совести, мы пошли в ресторан. Я тогда еще не любила пить.

Он.До клумбы еще далеко было…

Она.Браво! На чем я остановилась?

Он.Ты очень волновалась…

Она.Но он все понял: такой деликатный — Витя-художник! И вот выходим мы из ресторана.

Он.Платила, конечно, ты?

Она.Тогда еще платила не я. Это теперь, когда я феминистка, я принципиально плачу за мужчин. И если мужчина мне обходится больше десятки, я его ненавижу, а если меньше — я его презираю! Ха-ха-ха! И вот выходим мы с Витей-художником из ресторана, ловим такси, ехать домой, в наш чертов квартал одинаковых домов, — изменять тебе! Такси, естественно, нет… Поэтому плетемся от метро пешком — и вдруг у самого дома он говорит: «А где твоя косынка?» Ну — чуткий! Чуткий! Вижу, потеряла! А он говорит: «Ничего, я отыщу твою косынку». Страшно деликатный… Ну — художник! А я рада-радешенька: думаю, пока Витя будет искать косынку, я переоденусь и, главное, морально подготовлюсь к измене. И вот я поднимаюсь к себе… и жду, жду… А Вити — нету. Я жду! А Вити — нету! Я жду, жду! И нету… А он даже моего телефона не знает!

Он.Ну понятно, на улице познакомились!

Она (будто не слыша). И тут я понимаю, что он — моя судьба — заблудился! Он, Витя-художник, мне предназначенный, — заблудился! Эти одинаковые, чертовы дома! А он такой… деликатный! Где ж ему меня найти! И тогда я открываю окно и начинаю его звать. Я кричу в ночь: «Витя! Художник! Я здесь! Я — Нина! Витя! Художник!» И так всю ночь! Ни черта не пришел! Всю ночь орала! (Кричит) Витя! Художник! Я здесь! Я — Нина!

Он.Представляю, как он бежал! Со всех ног!

Она.Ты тоже так думаешь? Ты думаешь, что во мне есть что-то такое, отчего от меня все бегут? Нет, ты врешь! Он был… деликатный! Человек моей судьбы! Витя! Художник… И вообще, никто от меня не бегает… Вон в библиотеке в прошлый вторник ко мне подошел знакомиться морской офицер. Очень интеллигентный. «Давайте встретимся с вами после чтения… Назначайте где». А у меня в библиотеке подруга работает, Котляр Галина — в двести восьмой комнате, в библиографическом кабинете… «Хорошо, — говорю, — давайте у двести восьмой комнаты в шесть часов». Думаю, это место-то я знаю… здесь я его точно не потеряю. Ну, я еще тогда не была феминисткой, поэтому для женственности опоздала на десять минут… Боже! Чего мне это стоило! Прихожу… Ужас! Никого! Оказывается, кабинет перевели и в двести восьмой теперь туалет! И на дверях туалета я нашла приколотый лист бумаги: «А вы, однако, шутница». Ха-ха-ха. (Тем же тоном) Значит, что я хочу от тебя? Фортинбрас — спит… Поэтому я… Я хочу сыграть с тобой несколько сцен… Всего несколько сцен… с тобой!