Гагик Саркисян: Кровавая паутина

ПРОФЕССОР. А почему вы не пришли?

ХУДОЖНИК. На выставку?.. А зачем?.. Я бываю не на всех своих выставках.

ПРОФЕССОР. В Москве всего несколько человек живёт в таких особняках… В Европе, в Америке это не удивляет… А тут, в Москве…

ХУДОЖНИК. Почему вы говорите «тут, в Москве»? Вы разве не москвич?.. Вы живёте…

ПРОФЕССОР. Нет. Уже нет…

ХУДОЖНИК. Вы живете в Европе?

ПРОФЕССОР. Да, я эмигрировал…

ХУДОЖНИК. Так вы теперь иностранец?

ПРОФЕССОР. У меня французское подданство.

ХУДОЖНИК. А в Париже понимают?.. Скажите, понимают?.. В Париже понимают, что происходит в Москве?.. Вдруг выяснилось, что никакого советского государства не было, что оно было ширмой для уголовников… Грандиозно… Это грандиозно… Бастион Примитива рухнул, и планета зашаталась… Ее трясет… Бах, бах, бах!.. Кругом террор, коррупция, мафия… Стреляют президентов, премьеров… Кошмар какой-то, вы не чувствуете себя дебилом?..

ПРОФЕССОР. По-моему, вы клоун… Или вы репетируете новую роль в новом спектакле человечества?..

ХУДОЖНИК. А у вас нет предчувствия Страшного суда?

ПРОФЕССОР. Нет.

ХУДОЖНИК. А мне иногда кажется, а что, если вся наша история — это и есть Страшный суд?.. Нас кто-то одурачил… Нас кто-то одурачил… А почему вы не сразу вошли?..

ПРОФЕССОР. Я слушал, как играет ваша дочь. Только я думал, что это играете вы… И ждал, пока вы спуститесь в гостиную.

ХУДОЖНИК. Она хорошо играет. Она очень хорошо играет… особенно ночью. Я люблю слушать ее по ночам… Он любил ночь…

ПРОФЕССОР. Кто любил ночь?

ХУДОЖНИК. Что?..

ПРОФЕССОР. Кто любил ночь?

ХУДОЖНИК. Ах, да… Леонардо да Винчи. Но Микеланджело ненавидел его. За что?.. Они оба искали истину, один среди бела дня, другой ночью.

ПРОФЕССОР. Но они оба были в равной степени подготовлены к этому поиску.

ХУДОЖНИК. Как вы забавно говорите, как будто на языке прошлого века… У меня такое впечатление, что вы уже приходили ко мне, по-моему, лет двадцать назад… И это было в Кельне. Я жил тогда в Кельне. К сожалению, я не помню, был я тогда старше или моложе… Ну, скажите, это было?.. Вы приходили ко мне…

ПРОФЕССОР. Вполне возможно.

ХУДОЖНИК. И я был немцем? И вы меня обвиняли в нацизме, да?

ПРОФЕССОР. Может быть…

ХУДОЖНИК. Но почему вы так неуверенно говорите «может быть»? Было это или не было? Вы приходили или это только мои галлюцинации?

ПРОФЕССОР. Я не могу это утверждать с уверенностью.

ХУДОЖНИК. В таком случае, когда это было? В каком веке?

ПРОФЕССОР. Вы себя плохо чувствуете?

ХУДОЖНИК. Нет. Вполне сносно… Это вы говорите, потому что я спросил в каком веке?.. В каком это было веке?.. Я действительно не помню…

ПРОФЕССОР. Это несколько необычно.

ХУДОЖНИК. Отчего же? Собственно, что такое век? Чем они отличаются эти ваши века? Информацией. Количеством информации. Но если в нашем веке всё известно о том, что было тогда, значит, мы с вами живём одновременно и в том столетии.

ПРОФЕССОР. Вы устали.

ХУДОЖНИК. А вы помните, у Достоевского есть такая сцена, ну, рассказ про Великого Инквизитора. Это тоже происходило в другом веке. А Достоевский его вмонтировал в свой роман, в своё время. Вы думаете, он что-нибудь перепутал?.. Или он тоже устал?

ПРОФЕССОР. Это композиция произведения.

ХУДОЖНИК. Да, да! Композиция… Но что это значит — композиция произведения?.. В нашем веке всё так перемешалось… Столько времён… Поэтому у меня нет уверенности, что я разговариваю с вами, а не с кем-нибудь другим… Я не хочу в это верить…

ПРОФЕССОР. Во что вы не хотите верить?

ХУДОЖНИК. В обозначение… Понимаете? В обозначение… В эти условности… В это деление времени на какие-то там эпохи…

ПРОФЕССОР. Я вам ничего не предлагал.

ХУДОЖНИК. Вы?..

ПРОФЕССОР. Да, я…

ХУДОЖНИК. А что вы мне можете предложить… Это всё из нашего тщеславия…

ПРОФЕССОР. Что из нашего тщеславия?

ХУДОЖНИК. Как что? Мы присваиваем себе время… Разве не так? Мы хотим его присвоить. Будто существует какая-то особая действительность. И будто эта действительность не похожа на то, что было прежде.

ПРОФЕССОР. Но она не похожа.

ХУДОЖНИК. Ах, вот как? Чем же? Тем, что мы ее постарались изуродовать еще больше?

ПРОФЕССОР. Ваша дочь прекрасно играет.

ХУДОЖНИК. Если бы она играла не Баха, а Шостаковича или Прокофьева — это было бы очень современно. Или Шнитке…

ПРОФЕССОР. Наверное.

ХУДОЖНИК. Но я боюсь современности… Почему на этот раз действие происходит в России? Мне кажется, достовернее было бы, если бы мы с вами снова вернулись в Кельн или в Берлин… Вы помните эти часы на знаменитом Кельнском соборе? Они ведь там тоже показывали неправильное время. Когда-нибудь эта путаница исчезнет. И наши потомки, щелкая на компьютерах, будут хихикать над убожеством наших условностей…