Мартин Вальзер - Дуб и кролик

Над их головами с шумом проносится самолет; оба бросаются на землю.

Вот видишь, Алоис, враг не желает, чтобы мы предавались любви к природе.

Алоис встает и продолжает свою работу.

Что ты строишь?

Алоис. В случае если они начнут обстрел, мне придется эвакуировать своих кроликов, господин крейслейтер.

Горбах. Речь идет о спасении Брецгенбурга, о конечной победе, а ты думаешь только о своих кроликах, Алоис! Отдаешь ли ты себе отчет в том, что поставлено сейчас на карту?

Алоис (продолжая собирать ветки и строить) . Немецкий народ, господин крейслейтер, поставлен сейчас на карту. Потому что вся раса будет уничтожена, если нас победят эти недочеловеки, Унтершарфюрер Шёк нам частенько говорил: для Алоиса его ангорские кролики настолько же выше обыкновенных кроликов, насколько истинный германец выше недочеловека. Именно поэтому он и отдал специальный приказ, чтобы, уходя из лагеря, я взял племенную парочку на развод.

Горбах. Но для чего же давать им еврейские имена, Алоис? Это не годится.

Алоис. Очень даже годится. Поскольку мы убиваем кроликов. И используем их пух, так что они служат нам на пользу. За фунт кроличьего пуха вы сегодня получите больше, чем за золотой партийный значок, господин крейслейтер. Человек должен на себя надеть что-то, иначе ему некуда будет воткнуть значок, В кожу его себе не воткнешь, правда?

Горбах. Конечно не воткнешь.

Алоис. А то могла бы получиться хорошенькая инфекция. А если француз начнет обстрел и перебьет моих кроликов, погибнет вся раса, господин крейслейтер. Совершенно очевидно. Я беспокоюсь за расу, господин крейслейтер. Унтершарфюрер всегда говорил: учитесь у Алоиса, он простой человек, но идею он постиг.

Горбах. С тех пор как ты побывал в лагере, Алоис, ты стал фанатиком. Я знал вполне приличных евреев, в прежние времена.

Алоис. С вашего позволения, господин крейслейтер, здесь вы совершаете ошибку. Хитрость недочеловека в том-то и заключается, что он вам показывает человеческое лицо. Унтершарфюрер Шёк всегда говорил: не все то, что имеет человеческое лицо, является человеком. Горе тому, говорил он, кто это забывает. Горе тому, господин крейслейтер. Не каждый является человеком, кто выглядит, как таковой.

Горбах. Ты действительно фанатик, Алоис. Неужели тебе совсем не страшно?

Алоис. А почему мне должно быть страшно? Кто постиг идею, сказал унтершарфюрер, тот всегда пробьется.

Горбах. В твоих обстоятельствах, Алоис, вполне достаточно быть просто хорошим немцем.

Алоис. Я прошел хорошую выучку и больше ни на одну удочку не попадусь.

Горбах. Передо мной, Алоис, ты можешь не представляться. Ты же меня знаешь.

Алоис. Вы мой крейслейтер, господин крейслейтер.

Горбах. Ну, ладно, ладно. А почему я стал крейслейтером? Слушай. Году в девятнадцатом, возвращаясь домой с последней войны, я в Страсбурге купил у одного ротмистра шинель. А сам я был тогда всего только жалкий ефрейтор... Ну вот я и подумал, что будет совсем не плохо явиться домой в такой шикарной шинели. И вот покупаю у него в Страсбурге эту шинель, надеваю ее, а вблизи Мангейма меня избивают. Большевики, понимаешь, их было шестеро.

Алоис. А шинель?

Горбах. Пропала.

Алоис. Подлость.

Горбах. И тогда во мне родилась ненависть к большевизму, представляешь какая. Лежа на земле Рейнской долины, я поклялся, что они мне заплатят за это. Я решил, что в следующий раз, когда они меня снова изобьют, я буду, по крайней мере, ротмистром. Теперь понимаешь, почему я сделал карьеру?

Шум низко летящего самолета. Алоис и крейслейтер падают на землю, затем осторожно смотрят вверх.

Сейчас начнется.

Алоис. Я должен спуститься вниз, господин крейслейтер. Самолеты подняли такой шум. Среди кроликов начнется паника. Ангорские кролики особенно к этому чувствительны, они передавят друг друга, господин крейслейтер. Девяносто один кролик, господин крейслейтер, представляете себе, что случится, если девяносто один кролик сразу испугается.

Шум приближающегося мотоцикла.

Горбах. Тихо, я слышу какой-то шум.

Алоис. Французы.

Горбах. Или Вайнрайх. Его патруль. (Вынимает пистолет.) Если это патруль Вайнрайха, мы их захватим. Им нечего делать на земле Брецгенбурга. (Внезапно испугавшись.) А вдруг это эсэсовцы?