Мартин Вальзер - Дуб и кролик

Потц. Коллега Шмидт, что вы по этому поводу скажете?

Шмидт (подойдя к Потцу) . Без сомнения, это проблема.

Входит Горбах, неся на подносе наполненные стаканы, бутылку и закуску.

Горбах. Уважаемые господа, за чудо святой троицы!

Шмидт. Для нас, певцов, оно не является чудом.

Горбах. Потому что у нас у всех один общий язык.

Блаб. За пение!

Потц и Земпер с официальным видом чокаются и обмениваются холодным «Ваше здоровье».

Земпер. Речь идет только о его прошлом, я это совершенно ясно подчеркиваю.

Потц. Уважаемые господа, мы с вами братья по искусству, мы говорим друг с другом абсолютно откровенно и честно. Откровенно и свободно. Я сам, вы знаете, был сочувствующим — глупым, слепым, жалким сочувствующим. Но я искупил свою вину. Пять лет без хора! Вместо этого я работал в деревне, чистил хлев и даже рубил дрова. Этими руками!

Горбах. Еще стаканчик, господин старший школьный советник? (Беспрерывно предлагает всем закуски.)

Потц (раздраженно) . Для немца существует иногда нечто более важное, чем стаканчик.

Блаб. К сожалению.

Потц. Например, честь товарищеского сообщества.

Земпер. Мы к ней даже не прикоснулись.

Потц. Так! А что произойдет, если доктор Церлебек не сможет петь вместе с нами? Что произойдет, господин коллега Шмидт?

Горбаху удается налить вина в его стакан.

Шмидт. Н-да, это действительно проблема.

Потц. Его оклеветали. Хорошо, вы скажете, что ему не повезло. Рассмотрим этот вопрос политически, как воспринимает его господин директор Хартштерн. Преступления, бесчеловечность, ужас этих лет, скажет он. Так точно. Мы это знаем.

Земпер. Мы тоже.

Потц. Мы не оправдываем их.

Земпер. Мы тоже.

Потц. Но какой же выбор был у такого человека, как Церлебек? Красное или коричневое, господин Хартштерн, мы все стояли перед таким выбором. Ваше счастье, наше общее счастье, господин Хартштерн, что сегодня у нас такое государство, которое умеет избегать красной опасности. Национал-социализм стал ненужным и лишним. Это анахронизм. Но кто остался, спрашиваю я?

Земпер. Враг!

Потц. Враг, наш общий враг! Враг доктора Тони Церлебека, мой враг, ваш враг, господин директор Хартштерн: красные.

Земпер. В Европе.

Потц. Так точно. (Милостиво позволяет налить себе вина.)

Земпер. То, что вы сейчас высказали, каждый из нас в свое время высказывал, так или этак, понятно. Но Хартштерн почти болезненно чувствителен в этом вопросе.

Блаб. Не можем же мы вечно копаться во вчерашней вражде.

Потц. Но именно эта самая вражда привела Азию на берега Эльбы! (Горбаху, который предлагает ему закуску.) С сыром, пожалуйста. (Ест и пьет, наверстывая упущенное.)

Земпер. Вам легко говорить.

Блаб. Боже мой! Когда вокруг столько народу, Церлебек может не попадаться на глаза Хартштерну.

Шмидт. Классическое решение. Ваше здоровье, господин Блаб.

Земпер. Согласен, если Церлебек обещает, что он будет держаться в тени. Но я прямо заявляю, что по второму спорному пункту не может быть никакого компромисса.

Все снова разделяются на две группы.

Блаб... давайте теперь говорите вы!

Блаб. Как известно, у вас здесь есть один тенор, мы все знаем, что он не так чист, как ангорский мех. Вы отстраняете его от участия в конкурсе, и мы приходим к полному согласию! Ваше здоровье!

Земпер. Так или этак, понятно.

Алоис, держа в руках краску и кисть, красит дуб. Все начинают говорить тише.

Блаб. У нас в Бремберге говорят: если они приведут на соревнование своего соловья, мы притащим дрозда из церковного хора.

Земпер. Это просто оскорбляет все естественные чувства.

Потц (приплясывая от возбуждения) . Уважаемые господа! Уважаемые господа! Сколько лет я работаю? Тридцать лет. Мой самый лучший голос. Единственный голос, который у меня получился. Бедный, бедный Алоис. И его здоровье далеко еще не стабилизировалось. Последствия. Нет, господа, нет. Я протестую. Прошу вас, коллега Шмидт, принять на себя мои обязанности. Я ухожу в отставку.

Блаб. Вы выберете его почетным членом хорового кружка — это всегда самый лучший выход.