Александра Бруштейн - Голубое и розовое

РАЯ МУСАЕВА,

ЯРОШЕНКО,

ПЕВЦОВА,

ФОХТ.

Ученицы выпускного класса:

АЛЯ ШЕРЕМЕТ,

ТОНЯ ХНЫКИНА.

ИОНЯ ШАПИРО — брат Блюмы, типографский наборщик.

АННА ИВАНОВНА — таперша.

СВЯЩЕННИК.

Действие происходит в 1905 году в провинциальной женской гимназии с интернатом.

Видна часть актового зала. В глубине — дверь в домовую гимназическую церковь. На одной из стен — царский портрет. На сцене Блюма Шапиро. На ней форменное коричневое платье, черный фартук и беленький, очень опрятный воротничок. Под воротничком, у горла, зеленый бант, указывающий на принадлежность Блюмы к четвертому классу.

БЛЮМА (подняв глаза от книги к потолку, негромко повторяет урок, кивая в такт своим словам головой в упрямых кудрявых прядях, выбивающихся из-под круглого гребешка) . «Алкивиад был богат и знатен… В молодости он вел разгульную жизнь и отличался необыкновенным тщеславием. Так, чтобы обратить на себя внимание сограждан, он не задумался отрубить хвост своей собаке драгоценной породы…»

РАЯ (вбегает, осматривается, подходит к портрету царя и, зажмурившись, швыряет сложенную записку. Записка взлетает вверх и исчезает за портретом) . Попала! (Радостно хлопает в ладоши.) Попала! Попала!

БЛЮМА. Что вы делаете?

РАЯ. Ах да, ты ведь не знаешь! У нас, понимаешь, у каждой свой царь. Этот — мой. Вон тот, толстый, прежний царь, — тот Катин. У Ярошенко — тот, с бачками… Александр Второй, что ли? Мой — самый дивный, правда?

БЛЮМА. А зачем вы записку бросили?

РАЯ. А я ему каждый день что-нибудь пишу.

БЛЮМА. О чем?

РАЯ. Там — разное. Ну, например: «Дорогой царь, пожалуйста, пускай меня не спрашивают по географии, я вчера не успела». Если записка сразу за портрет попадет, — видела, как моя попала? — ну, значит, все хорошо, не спросят…

ЗИНА (которая тем временем подходит к ним) . Нет, а я вот, если урока не знаю, так я по-другому…

РАЯ. А как?

ЗИНА (негромко, задушевно) . Я богородице молюсь.

РАЯ. Как так — богородице?

ЗИНА. А я стану там, у самой двери в церковь, закрою глаза и молюсь.

РАЯ. Такой и молитвы нету…

ЗИНА. У меня придумана.

РАЯ. Сама сочинила?

ЗИНА (утвердительно) . Ага.

РАЯ. А ну скажи!

ЗИНА. Нельзя молитвы зря говорить: это грех.

БЛЮМА (продолжает повторять вслух) . «Алкивиад был богат и знатен. В молодости он вел разгульную жизнь…»

ЗИНА. А Женю ты не видела, Блюма?

БЛЮМА. Она, верно, в коридоре.

РАЯ. Ну, пойдем, пойдем, Зинка!

Обе убегают.

БЛЮМА (одна) . «В молодости он вел разгульную жизнь и отличался…»

ЖЕНЯ (входит) . Зубришь?

БЛЮМА. Да… (Тихонько повторяет про себя.) «Чтобы обратить на себя внимание сограждан, Алкивиад отрубил хвост своей собаке драгоценной породы…»

ЖЕНЯ. Ну как только тебе не противно?

БЛЮМА. Что противно?

ЖЕНЯ. Да вот это… (Кивает головой на Блюмину книгу.) Дурак этот… с собакой своей бесхвостой.

БЛЮМА. Так ведь это же задано! (После паузы.) Она не бесхвостая была — с хвостом. Он сам ей отрубил.

ЖЕНЯ. И зачем это ему понадобилось?

БЛЮМА. Тут написано: «Чтобы обратить на себя внимание сограждан…»

ЖЕНЯ. Глупости! А я знаю, почему, он собаке хвост отхватил: от скуки! Наверное!

БЛЮМА. От скуки?

ЖЕНЯ. У меня, знаешь, бывает. Поставят нас на молитву: тихо так стоим, никто не дышит. А мне вдруг хочется во весь голос заорать: «Га-га-га-га-га!..» Или, как индюк: «Голды-голды-голды-голды!..»

БЛЮМА (недоверчиво) . Ну, вы смеетесь!

ЖЕНЯ. Вот ей-богу, честное слово! А иногда: иду я по коридору, а навстречу мне Сивка плывет… Я ей — реверанс… И вот, ну прямо будто кто меня под локоть толкает, хочется крикнуть Сивке, как извозчики на улице кричат: «Гей, берегись!» Сивка, конечно, обомрет, а я ее — за подбородок: «Ну, как живешь, сивка-бурка, вещая каурка?» (Смеется.)

БЛЮМА (в ужасе) . Это — начальнице?

ЖЕНЯ. Ага, Сивке.

БЛЮМА. Но зачем? Почему?

ЖЕНЯ. Очень, Блюмочка, скучно.

БЛЮМА. Ну, и что за веселье, если вас исключат из гимназии?

ЖЕНЯ. Подумаешь! Не запла́чу!

БЛЮМА. Если бы со мной такое несчастье, если бы меня, сохрани бог, исключили из гимназии, я бы…

ЖЕНЯ. Неужто пожалела бы?

БЛЮМА. Я бы тогда, Женя, домой не пошла.

ЖЕНЯ. А куда же?

БЛЮМА. Не знаю. В реке бы утопилась.

ЖЕНЯ. Уж и утопилась бы!

БЛЮМА. Вы, Женя, этого понимать не можете. Когда я сюда попала — это случайно так вышло, — так мой папа на всю комнату пел! И танцовал даже! Он такой счастливый был, как сумасшедший прямо…