Нора. Заткнись, Анна-Мария! Смотри, не скажи ему, кто я!
Анна. Я никогда не встану между двумя частями супружеской пары, их связь разрушить легче, чем паутину.
Выходит. Спустя некоторое время неуклюже входит Хельмер. Нора стоит неподвижно.
Хельмер. О, добрый вечер, милостивая госпожа, как ваше дражайшее здоровье… э-э-э… иди сюда. Должно быть, тяжело не иметь в жизни твердой опоры, то есть, пребывать в щекотливом положении… (Кланяясь, протягивает ей букет цветов.) Я могу…
Нора толкает его в угол.
Боже мой, уже началось… я сейчас, сейчас!.. говори мне: мой раб, я превратила тебя в сверток, аккуратненький, крепко, по-садистски связанный-перевязанный сверток, чтобы улучшить циркуляцию крови… (Касается мебели.) Какой красивый дом! Красивая мебель, все со вкусом. Правда, я предпочел бы темный цвет, кавказский орех, а не светлый дуб, но в остальном — наилучшее качество… э-э-э, наше общественное устройство исходит из понимания человека как индивидуума. Только в условиях свободной экономики человек может сохранить свою индивидуальность.
Нора. Будьте любезны встать на колени!
Хельмер. Извините, милостивая госпожа. Но вы кажетесь мне знакомой, я имею в виду фигуру. (Хочет до нее дотронуться, но потом все-таки не решается.) Вы мне кого-то напоминаете. Не следует ли сначала свернуть ковер?.. э-э-э… я не хотел бы его испачкать… и потом я бы еще хотел, чтобы ты меня искусно скрутила, а нижнюю рубашку так крепко обвязала вокруг моего лица, чтобы я не мог снять ее сам, а потом, пожалуйста, когда я, беспомощный и беззащитный, окажусь в твоей власти, я хочу, чтобы ты смеялась надо мной и говорила мне что-нибудь жестокое, подлое, грубое…
Нора. На колени!
Хельмер. Извините. Сейчас. (Неловко поддергивает штанины и встает на колени.) Может быть, милостивая госпожа посмотрит, не подслушивает ли кто-нибудь? Это меня успокоит. Дело в том, что эта дама, я имею в виду служанку, мне знакома… да и вы… а еще, пожалуйста, затолкай мне в рот твои старые шелковые чулки так, что дальше некуда, и скрути меня так садистски, чтобы я ни малейшего звука…
Нора (надевает на него наручники). Мне сказали, вы промышленник… тогда вы точно располагаете информацией, касающейся промышленности…
Хельмер. Большое спасибо за наручники, милостивая госпожа! И еще надень такую тесную одежду, такую чувственную и возбуждающую, какая только возможна, надень облегающую черную сорочку, чтобы она максимально тесно обтягивала твою чувственную и извращенно роскошную, прекрасную, твердую, упругую грудь, груди только что не лопаются… ты, шлюха… и еще прошу, надень красивые, темные, длинные чулки и самые красивые туфли, какие у тебя есть… я тебе все это точно запишу на будущее, опишу, какого исполнения мне хочется…
Нора. Ну, ну, к чему такие испуганные голубиные глаза! Я прощаю тебе твой страх, хотя для меня это, в сущности, оскорбление. Я прощаю тебе это оскорбление, потому что одновременно это доказательство твоей большой любви ко мне. (Связывает его.)
Хельмер. Пожалуйста, не так крепко, милостивая госпожа.
Нора. Экономика, раз схватив, так быстро не выпустит человека из своих когтей. Ты должен мне все рассказать. Чем больше ты мне скажешь, тем сильнее я смогу наносить удары.
Хельмер. Я все расскажу! Этот голос кажется мне все более знакомым!
Нора. Ты должен говорить, а не я!
Хельмер. Если человек привык уноситься своими мыслями высоко, но из-за наручников не может себе этого позволить, то в нем все застаивается, что в конце концов приводит к извержению. Действующими силами экономики являются не природные явления и их неизбежные следствия, а живые люди.
Нора связывает его все сильнее.
Вот та чашка с цветочным рисунком, это ведь севрский фарфор?.. Действительно, в этом доме царят стиль и вкус.
Нора. Я больше не хочу ничего слышать об экономике в целом, меня интересуют частности. (Связывает его.)
Хельмер. В следующий раз надень самую облегающую одежду, какая у тебя есть. Ты знаешь, я обожаю это, я схожу от этого с ума… Пожалуйста, поищи еще у себя, или, возможно, еще где-нибудь, милостивая госпожа, может быть, вы приготовите к следующему разу парочку прочных кожаных ремней, может быть, и другие прочные бечевки или бельевые веревки, которые, как известно, есть у любой женщины… В конце концов, человек — это субъект экономики, а не сама экономика! (Получает удары.) А-а-а. (Стонет.)
Читать дальше