Офицеры. Осади, осади!
Крестьянин. Ангел наш, кровь его невинная!
Славянофил. Не русские вы, не православные!
Крестьянка.Купленные!
Муравьев. В третьем часу дня императорская карета проехала по Инженерной и повернула направо.
Перовская. Я перешла на другую сторону канала, напротив Инженерной, выждала. И тут я увидала карету. ( Подносит платок к лицу. )
Правый. Поползай в грязи-то, поползай!
Крестьянин.Под дых ему, под сопатку!
Офицеры.Осади, осади!
Крестьянка. Звери, креста на вас нет!
Одна из девушек-курсисток вынимает белый платок, точно такой же, как у Перовской, и взмахивает им.
Вторая девушка.Что ты делаешь?!
Крестьянин.Студентка, студентка!
Провинциал. Дай-ка ей по бесстыжей ее роже-то!
Баба.За кровь царя-мученика!
Третий офицер. Не до смерти бейте, черти, допрос снимать надо!
Провинциал. Стриженая, охальница!
Славянофил.Не русская, поди!
Западник.Наша!
Офицер.Осади, осади!
Мастеровой.Ану, оставь!
Мастеровой и Левый отбивают растерзанную девушку. Рев толпы и гром барабанов становятся непереносимыми и внезапно обрываются.
Сильный взрыв.
И тотчас же на авансцену выбегает Рысаков.
Рысаков. Не трожьте меня, не трожьте… это я, я бросил, вы не поймете, вы темные люди, защитите меня, пожалуйста, они разорвут меня. ( Падает на колени. ) Да, Рысаков, мещанин города Тихвина, мне девятнадцать лет.
Муравьев. Свидетельница, вы знаете его?
Учительница( оборачиваясь, из толпы ). Да, это мой ученик по череповецкой гимназии.
Муравьев. Что вы можете сказать о его характере?
Учительница.Я не согласна с тем, что тут о нем говорили. Это был мальчик мягкого характера, у него была некоторая настойчивость, но на него всегда можно было подействовать лаской!
Рысаков( на коленях ). Террор должен кончиться во что бы то ни стало, из нас шесть преступников, только я согласен теперь словом и делом бороться против террора, до сегодняшнего дня я выдавал товарищей, имея в виду истинное благо родины, а сегодня… я согласен… на все… Видит бог. ( Бьется в истерике. )
Муравьев. Однако первый взрыв не достиг цели – он повредил лишь заднюю часть кареты. ( Перебирает бумаги. ) Конечно, государь был оглушен, контужен, видимо, все дальнейшие его движения совершались им в прострации. Но… ( встает, торжественно ) спокойный и твердый, как некогда под турецким огнем, он вышел из кареты, но не успел он сделать нескольких шагов…
Толпа на перекрестке.
Короткая дробь барабанов. Звучит команда смирно, и далекий голос начинает читать приговор. Слов не слышно – слышны выкрики окончаний с характерной интонацией.
Провинциал. Этого-то держат, совсем на ногах не стоит.
Сановник.Рысаков, должно, без чувств.
Правый. Двое держат, значит, не стоит.
Левый. Она-то, она-то… причесывается.
Баба.Ох, грех.
Провинциал. Что же причесываться, когда голову долой!
Второй офицер. Осади, осади!
Торговка.Звери лютые!
Провинциал. Перед народом, перед народом ответ держите!
И тотчас же на махавшую бросаются мужики, бабы, дворники.
Западник. Желябов говорит что-то.
Левый. Далеко, не разобрать.
Крестьянин.Должно, подбадривает.
Славянофил.Целуются… целуются…
Провинциал. А этот-то, Тимофей, как смотрит, как смотрит.
Мастеровой.Палач армяк снял.
Крестьянка. Рубаха-то как кровь красная.
Мастеровой.Так ему сподручней.
Торговка.Целуются, целуются…
Учительница. А с ним, с Колей, никто.
Мастеровой.Продал на суде, вот и не признают!
Учительница. Вы его не знаете!
Второй взрыв.
И на авансцену очень медленно выходит молодой народоволец.
Народоволец. Бомба, которую бросил я, убила нас обоих. И никто не узнает в Михаиле Ивановиче, в Котике, Игнатия Гриневицкого. Пусть мама думает обо мне, что я жив… Я сделал то, что должен был сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать не может…
На перекрестке. Толпа.
Человек в очках. Черное-то все, черное…
Читать дальше