Александр Корнейчук - Фронт

Печенка. Есть, товарищ командир. (Взял гранаты и пополз.)

Сергей (вынимает гранаты) . Сиди здесь, Маруся. (Второму бойцу.) Гранаты есть?

Второй боец (показывает) . Так точно.

Сергей. Я к Башлыкову. Держись, ребята. (Пополз.)

Маруся. Ух, черти! Дадут фашистам! Слыхал, командир сказал? За родину, орлы! Это он больше про Васю Сокола думал.

Второй боец. Про какого Васю?

Маруся. А, ты же из пополнения, новый, не знаешь. Я тебе расскажу. У Васи глаза синие-синие... Вот такие. Брови, как птицы. Первый наводчик на всю гвардию. Орел! Типичный орел! Сразу всем видно.

Шум моторов сильнее, идет стрельба.

Второй боец. Смотри, там, где командир...

Маруся. Окружают... (Крикнула.) Башлыков, Башлыков! Ага! Один стал. А вон еще на них. Беги с гранатами на помощь Командира окружают. Беги!

Второй боец. Ой, не могу, мы пропали.

Маруся. Сволочь, дай гранаты! (Вырвала гранаты.) Скажи Васе в телефон... (Побежала с гранатами.)

Боец смотрит вслед. Закрыл голову руками, опустился на дно окопа. Шум сильнее. Трещат пулеметы. Издали слышен голос Маруси: «Вася... Вася...» Взрыв. Один, другой.

Утро. Кабинет командующего фронтом.

Вошел адъютант, ставит на стол графин с водой. Выложил карандаши, чинит их. В открытую дверь видно специального корреспондента Крикуна.

Крикун (подошел к двери) . А как вы думаете, командующий скоро будет?

Адъютант. Не могу знать. Он всю ночь сидел на узле связи. А оттуда пойдет на квартиру. Поспать-то ему надо?

Крикун. А может, сюда зайдет?

Адъютант. Все возможно, подождите.

Крикун. Ах, какая жалость. У меня через полчаса Москва на проводе. Я должен передать статью о героической гибели сына командующего.

Адъютант. Так передавайте.

Крикун. Дело в том, что у меня статья кончается так. Вот послушайте. (Вынимает, читает.) «Он погиб на моих глазах, этот чудесный юноша, достойный сын своего отца. Сквозь грохот артиллерийской канонады я услыхал его последние бодрые слова: «Передайте отцу, я умираю спокойно, знаю, что он за меня отомстит кровавым гадам». Понимаете, если бы теперь всего несколько строчек от отца... я даже текстик набросал. (Читает.) «Старик генерал долго сидел с опущенной головой, узнав о смерти любимого сына... потом поднял голову, в глазах его не было слез. Нет, слез я не увидел! Глаза горели священным пламенем мести. Он твердо сказал: «Спи, мой мальчик, и не беспокойся. Я отомщу. Клянусь честью старого солдата». Вы понимаете, если бы это удалось мне сейчас провернуть! Вы понимаете, какая была бы статья! Это же фитиль всем газетам. Что же делать? Вот-вот Москва будет на проводе. А как вы думаете, если согласовать текстик по телефону?

Адъютант. А как же вы глаза командующего увидите по телефону? Вы ж так их расписали.

Крикун. Милый мой, если бы я писал о том, что я видел, я бы не смог писать ежедневно. И никогда бы не имел такой популярности. Редакция требует материал каждый день. Читатель ко мне привык. Без статьи Крикуна газета не может выйти. Все газеты завидуют нашей. Всегда говорят моему редактору: вы счастливый, за вашего одного Крикуна мы бы отдали всех своих, — да, отдали бы всех корреспондентов.

Адъютант. Да, вы пишете много. Я всегда читаю. Очень бойко у вас выходит.

Крикун. Что же делать? Как позвонить командующему?

Адъютант. Туда звонить нельзя.

Крикун (посмотрел на часы) . Я уже опаздываю. Передам так. Думаю, что командующий протестовать не будет. Ведь написано здорово, а? Как вы находите?

Адъютант. Ничего.

Крикун. Бегу передавать. Привет, привет! (Вышел.)

Входят Благонравов и Удивительный.

Благонравов. Не пришел?

Адъютант. Никак нет.

Благонравов. Звонил, что выезжает сюда. (Садится.)

Адъютант вышел.

Удивительный. Подумайте, кто бы мог ожидать, что лишимся танкового корпуса? Ведь все данные разведки говорили за то...

Благонравов. Не говорите. Какие данные? У нас никогда не было серьезных данных. В этом наше несчастье.

Удивительный. По-вашему выходит, что у нас вообще разведки не существует.