Геннадий Мамлин - Обелиск

Рая.Славка.

Слава.Ну?

Рая.Если ты такой честный и принципиальный, отвечай как на духу: ты мне почему записки в пятом классе писал?

Слава.Вспомнила! Нравилась, потому и писал.

Рая.А теперь?

Слава.А теперь не пишу.

Рая.Я спрашиваю: теперь нравлюсь или нет?

Слава (помедлив). А теперь я тебе не буду отвечать.

Рая.Невзирая на честность и принципиальность? Почему?

Слава.Потому, что теперь у нас паспорта в кармане и мы за такие ответы уже отвечать должны.

Рая.Ха! Замуж я тебя, что ли, зову? (Помолчав.) Славка.

Слава.Ну?

Рая.Почему это? Смотрела, как ты дерешься, и чувствовала, что у меня к тебе отношение растет. Как в американском кино.

Слава.Звону в тебе — со стороны поглядеть, черт знает что в голову придет. Ну чего ты легкомысленную дурочку разыгрываешь из себя?

Рая.А может, тех, что со стороны глядят, я в расчет не беру. (Помолчав.) Славка, а слабо́ меня поцеловать.

Слава.Дурь на тебя нашла?

Рая.Ага. (Закрывает глаза, ждет, подавшись вперед. Несколько секунд спустя раскрывает глаза и видит, что Слава стоит с закрытыми глазами, с протянутой к ней за спину, но не обнимающей ее рукой. Рассмеялась.) Дурачок. Я ведь еще больше, чем ты, боюсь. (Убежала направо.)

Слава, словно стряхивая наваждение, потряс головой, сел на скамейку, встал и только тут заметил, что в трех шагах от него стоит мрачный Чомбе. Понимая, что Чомбе здесь не один, смотрит направо и видит медленно приближающегося к нему Федьку.

Чомбе.Говорил я, боксер, что за нами не пропадет.

Федька (поднял камень, свистнул кому-то, позвал). Эй, Сократ! (Замахнулся камнем.)

Слава инстинктивно присел, но камень полетел не в него, а вверх, в фонарь.

Одновременно со звоном стекла сцена погружается в темноту. Когда глаза зрителей привыкают к темноте, то на фоне прежде незаметного далекого фонаря они видят три тени. И с первым ударом начавшейся драки на танцплощадке громыхнул джаз.

По быстроменяющимся местами теням зрителю невозможно уследить за подробностями драки. Справа появляется четвертый силуэт. Он вмешивается в драку, но мы не в силах понять, противник это Славы или его друг. Драка продолжается в молчании до тех пор, пока на сцене явственно не сверкнуло лезвие ножа. Тогда мы слышим хриплый голос: «Брось, подлюга. Брось, говорю!», затем сдавленный стон. На некоторое время тени застывают и затем растворяются в темноте.

Долгая пауза. Затем справа, сквозь грохот джаза, пробивается тревожный, все нарастающий вой сирены «скорой помощи». Звук все ближе, он заполняет собой зал. И вот из-за кулис справа появляются фары автомашины, и в их ярком свете мы видим распростертое у постамента тело Славы.

Фары гаснут. Пауза.

Затем освещается кабинет директора школы. Анна Петровна— у окна, Мишапристроился с тетрадкой на кончике письменного стола.

Анна Петровна (диктует). «Но навсегда коллектив нашей школы сохранит память об учениках, погибших на фронтах Великой Отечественной войны…» Пожалуй, все… А ведь первый раз ты в этот кабинет сам пришел. Прежде приводили тебя.

Миша (помолчав). Спасибо, Анна Петровна. Я, значит, пойду?

Анна Петровна (вдруг). Устала я, Воробьев. Ус-та-ла. На пенсию пора. Как считаешь, Воробьев, пора мне на пенсию или нет?

Миша.На пенсию старух отпускают, а вы бодренькая еще.

Анна Петровна.Правильно. Бодренькая старушка еще. Утешай меня, Воробьев, утешай. Молодец.

Миша.Помните, я стекло мячиком разбил? Я через забор, и вы через забор. Я через овраг, и вы через овраг. А там крапива по грудь. Около мостика догнали меня.

Анна Петровна.Догнала. (Вздохнула.) Только не бодрость это, Воробьев, — долг. (Собирает в портфель бумаги, напевает.) «Мы вольные птицы, пора, брат, пора!..» (Положила руку Мише на плечо.) Ну?

Миша (запел во весь голос). «Туда, где за тучей белеет гора…»

Анна Петровна.Тшш! Я спрашиваю, пора мне на пенсию или еще на годик остаться, хвосты вам покрутить?

Миша.A-а. Советуетесь, да?

Анна Петровна.Советуюсь, Воробьев… А как же ты мог в кабинет директора с этой веревкой войти?

Миша.Это не веревка, это лассо.

Анна Петровна.«Лассо»… Не в ковбоев, а в космонавтов надо играть…