Уильям Фолкнер - Реквием по монахине

Стивенс. Вы сделаете все, за исключением одного, хотя именно это могло бы спасти Нэнси. Забудем, что она должна умереть. Смерть — это ничто. Страшна несправедливость. И только правда, одна лишь правда может смело выступить против несправедливости. Правда или же любовь.

Тэмпл (жестко) . Любовь! О, бог мой! Любовь!

Стивенс. Назовите это жалостью, если хотите. Или мужеством. Или честью, или просто правом на спокойный сон.

Тэмпл. Вы мне говорите о сне, мне, которая в течение шести лет... Ах, прошу вас, оставьте меня!

Стивенс. Тэмпл, я защищал Нэнси против моих близких родственников, против всех, кого я люблю, я защищал ее во имя справедливости. И только от вас одной, от той, какая вы есть, от Тэмпл Дрейк, я жду этой справедливости.

Тэмпл. А я говорю вам, что ни правда, ни справедливость ничего не дадут, и я ничем не могу быть вам полезной. А ведь когда вы обратитесь в Верховный суд, вам нужна будет не голая правда, которой никто не поверит, а чувствительное заявление под присягой, заявление, которое никакой трибунал не сможет оспаривать.

Стивенс. Мы не будем обращаться в Верховный суд.

Тэмпл пристально смотрит на него.

Слишком поздно! Если бы это было возможно, я бы занялся этим еще четыре месяца назад. Мы пойдем к губернатору. Сегодня же вечером!

Тэмпл. К губернатору?

Стивенс. Да. Я с ним знаком. Он нас выслушает. Но даже и он не уверен, что сможет ее спасти.

Тэмпл. Тогда зачем же идти к нему? Зачем?

Стивенс. Я вам уже сказал. Во имя правды.

Тэмпл. Ах, какие пустяки! Сказать правду только для того, чтобы она была сказана, отчетливо, громким голосом, тем количеством слов, которые для этого потребуются? Только для того, чтобы она была сказана и услышана? Чтобы кто-то, не важно кто, ее услышал? Какой-то посторонний человек, которого это дело совсем не касается и даже не интересует, будет иметь право выслушать эти слова, — только потому, что он изъявит желание их выслушать? Ну что ж, приступайте к делу, заканчивайте вашу возвышенную проповедь, научите, что я должна говорить для своего душевного спокойствия.

Стивенс. Я уже вам сказал, что вы должны говорить, чтобы вернуть себе право спокойно спать.

Тэмпл. А я вам ответила, что вот уже шесть лет, как я перестала отличать бессонницу от сна и день от ночи. (Смотрит ему в глаза. Он молчит и тоже смотрит на нее. Она колеблется. Затем показывает на дверь в детскую и понижает голос.) Вы хорошо знаете, что я не могу говорить, если бы даже захотела: надо, чтобы ребенок, который спит там, мог по-прежнему жить спокойно. Я привезла его для того, чтобы вы по справедливости подумали о нем, об его покое. Но вы хотите и его лишить сна...

Стивенс. Нет, он будет спать, если сон вернется к вам.

Тэмпл. Я этому не верю. Самое лучшее для спокойствия Бюки и для его будущего — это казнить убийцу его сестры. Время все изгладит из его памяти!

Стивенс. Безразлично, какими средствами и какой ложью?

Тэмпл. Ложь умерла вместе с прошлым.

Стивенс. Вы не верите в то, что говорите.

Тэмпл возвращается к столу, закуривает сигарету, затем решительно поворачивается к Стивенсу.

Тэмпл. Ну что ж! Продолжайте. Бейте. Задавайте вопросы.

Стивенс. Мужчина, который приходил к вам в ту ночь, кто он?

Тэмпл. Гоуен, мой муж.

Стивенс. Гоуена не было дома. В шесть часов утра он уехал с Бюки в Новый Орлеан.

Они смотрят друг на друга.

Гоуен сам невольно выдал вас. Я понял, что вы устроили это путешествие для того, чтобы он и Бюки отсутствовали в эту ночь. Я был искренне удивлен, что вы не удалили и Нэнси, — и ее тоже. (Он останавливается, словно вдруг сделал открытие.) Погодите: вы хотели, вы пытались ее удалить, но она не ушла. Да, я в этом уверен. Кто был этот мужчина?

Тэмпл. Докажите сначала, что он был.

Стивенс. Не могу. Нэнси наотрез отказалась говорить что-либо об этой ночи.

Тэмпл. Она отказалась? Тогда слушайте, слушайте внимательно. (Она стоит перед Стивенсом, выпрямившись, напряженная, и глядит ему прямо в глаза.) Тэмпл Дрейк умерла. Та девушка, какою я была, умерла шесть лет назад, — еще до прихода Нэнси Мэнниго. И если у Нэнси Мэнниго нет никого другого, кто бы мог спасти ее от виселицы, тогда пусть она возлагает надежды только на господа бога. А сейчас — убирайтесь вон! (Она пристально смотрит на него.)