Пётр Киле - Восхождение

Отец любил рыбалку, и мама по настроению ездила с ними, то есть заодно с сыном... Было весь день тихо и знойно, и вдруг поднялся ветер, когда они выезжали на главную протоку, лодку перевернуло, отец бросился спасать сына, а мама исчезла бесследно; ее искали неделю - и не нашли. «Она плавала, как русалка», - говорил отец, он за нее не боялся, а сынишка мог утонуть от испуга и неожиданности, хотя умел плавать, как все дети, что растут у реки.

Но это был земной вариант ее судьбы, ибо еще при ее жизни он прознал, что его мама - фея, в чем доподлинно убедиться у него был случай. Надо сказать, отец сделал ему рогатку, и он принялся стрелять из рогатки камешком по птицам и поднял страшный переполох в пернатом царстве. Ласточки и воробьи, собираясь в огромные стаи, повели войну между собою.

Мама поняла, в чем дело, и велела ему взглянуть в ее глаза: «Не бойся, - сказала она. - Взгляни с полным доверием и с любовью, если любишь меня больше, чем кто-либо, как я тебя люблю. Я тебя плохому не научу». Он заглянул в ее глаза - перламутровый блеск ее глаз с золотинками проник в его душу. Он вздрогнул, трепет пробежал по его телу. Взволнованный, он отправился неведомо куда.

Он шел берегом реки, кажется, впервые сознавая, какой чудный, скромно приветливый мир перед ним. Вода сияла и переливалась, а в ней, у самой полоски песка, галька светилась, как россыпь драгоценных камней. Над полосой песка выше, горячей на солнце, как летом в зной, вились бабочки - белые, красные, желтые, всевозможных расцветок, одна краше другой и причудливей!

В кустах леспедецы, перелеска и в рощице ив то и дело взлетали, вспархивали, уносились куда-то, возвращались тотчас - птицы, некоторые никогда ранее не виданные им, и распевали врозь и хором вовсю, переговариваясь, перебраниваясь при этом и даже весьма зло, сердились или принимались пересмешничать, явно подразднивая друг друга, смеялись, от хохота даже теряли равновесие и свешивались с ветки вниз головой.

Он опустился на теплую землю передохнуть. Птицы между тем продолжали распевать и явно переговариваться о чем-то, вступая в некий спор наперебой. Впрочем, речи звучали как-то совершенно ясно. Много было пустой болтовни, семейных раздоров, расчетов на будущее, у кого сколько птенцов выведется, а кукушка снова подкинула свое яйцо в чужое гнездо и кукует, чтобы птенец на ее голос скорее вылупился и окреп, в чужом семействе держись начеку, иначе заклюют.

Ах, о чем только не толковали птицы! Или он спал, и это всего лишь сон? Но сны забываются скоро, а он помнил пение-воспоминания нескольких птичек, синих соловьев, какие водятся только на Дальнем Востоке. Они, кажется, встретились впервые за много-много лет, а может быть, столетий, потому что заговорили о событиях, о государстве, об императоре, о которых никто не слыхивал. Им не верили, но вот один синий соловей подтвердил слова другого, и они даже обнаружили родство между собою, поскольку оказались детьми из императорского дома, правда, кто-то из них родился у первой жены государя, а другой - у наложницы и все равно заявил, мол, он тоже принц.

И правда. Его мать оказалась китайской принцессой, захваченной в плен. Однако распри в императорском доме и набеги кочевых племен разрушили цветущее государство. И два принца умерли детьми, их души отлетели и воплотились в синих соловьях.

- Это не самое удивительное, - вдруг подала голос иволга, - из того, что привелось мне пережить. Войнам не было конца, эка невидаль!

- Что же тебе привелось пережить? - спросили в один голос соловьи.

- Плод тайной любви, я прежде всего сама пережила любовь! - с великой грустью протянула иволга. - Моя мама была феей. Правда, она выдавала себя за заморскую принцессу из страны, не то ушедшей под воды океана, не то вознесенной в поднебесье. Сказывали, что, будучи еще совсем маленькой девочкой, она умела писать и читать и обучала письму и чтению детей и взрослых, и с ее именем связывают расцвет искусств и наук в Золотой империи. Не успела она вырасти, красота ее затмила славу ее ума и учености. Женихи из самых знатных семей, включая и императорскую, домогались ее руки, видя все счастье в обладании ею. Она-то считала, что ее красота, если столь чудесна, принадлежит всем и никому в отдельности, как красота природы и мироздания. Ее уже не слушали, как прежде, вспыхнули распри и междуусобные войны, ослабившие великое государство, и оно вскоре пало при нашествии варваров.

- А что сталось с принцессой? - спросил один из соловьев. - Ведь я помню ее. Я учился у нее письму и чтению.