Евгений Татарский - Записки кинорежиссера о многих и немного о себе

Я говорю:

— Хорошо! Давайте делайте!

— Полежите здесь в палате.

Меня в палату положили. Там еще два человека. Я прилег. О рыбалке поговорили. Потом прибежали четыре девочки молоденьких в коротеньких халатиках, такие пеструшки с каталкой.

— Вы Татарский?

— Я…

— Раздевайтесь!

— Я вроде и так раздет?

А я сидел в одних трусах. Было лето.

— Раздевайтесь совсем!

Я говорю:

— Девочки, вы что-то путаете, у меня операция предстоит на голове.

— Раздевайтесь совсем!

— Хорошо, отвернитесь!

Я уже был злой как черт. Они отвернулись, я снял трусы, залез под простыню:

— Везите!

И они с гиканьем меня покатили по коридорам в операционную. Такая мрачная черная операционная. Я видел операционные только в кино. Они всегда белые, ярко освещенные. А там было темно, и черные стены. Я потом понял, почему — чтобы не было никаких бликов, отражений. Это для микрохирургии мозга. Я лежу, подходит какой-то высокий человек, похож на мясника, но в белом халате. Говорит:

— Здравствуйте, я ваш анестезиолог.

— Очень хорошо. Я прошу наркоз через укол и доза должна быть такая, чтобы я минут через пятнадцать после операции был в порядке!

— Какой вы строгий!

— Строгий я или не строгий, вы узнаете потом, если я пойму, что вы сделали что-то не так!

— Ну ладно, хватит… Петя, коли!

Я говорю:

— Петя, пошел к черту!

Петя отошел.

— Что это вы так разговариваете?

— Колоть будете тогда, когда придет Шулев!

В это время голос Шулева:

— Евгений Маркович, я иду!

Надо сказать, что мы стали близки с Юрием Алексеевичем.

— Теперь колите!

Юрий Алексеевич Шулев похлопал меня по руке и сказал:

— Сейчас все сделаем быстро и хорошо!

Меня укололи, и я улетел.

Очнулся я в той же палате, из которой меня увозили, и надо мной стоял какой-то врач. Он водил рукой перед моими глазами:

— Как вы?

— Я в порядке!

— Молодец! Сигаретку?

Я говорю:

— С удовольствием!

Он достал из халата сигарету:

— Так, спрячьтесь под одеяло! Откройте балкон! — приказал он «рыбакам».

Снова поводил рукой перед моими глазами и сказал: — Молодец! Все в порядке!

После этой операции лежание продолжалось недолго. Полежал недельку, и рана стала заживать.

Потом раздался звонок, звонит Жигунов:

— Евгений Маркович, вы как?

— Я в порядке!

А я стоял на балконе и курил.

— Алла с Гулей спрашивают, как вы?

Я говорю:

— Все хорошо!

Слышу в трубке:

— Сам он говорит, сам! Он уже разговаривает и даже курит!

Я после болезни доснимал еще одну серию «Арчи». Заканчивал, до того как мы поругались с Жигуновым. Я говорю «поругались», а он оказался человеком доброжелательным. Его раздосадовало, что мне тогда не дали народного…

На Певцова у него был зуб. Однажды на фестивале, который устраивал Жигунов в Архангельске, Певцов получил приз. А на следующий фестиваль Жигунов пригласил его с женой вручать призы другим артистам. Они запросили очень крупную сумму в долларах. Жигунов сильно осерчал на них.

Поэтому он так спросил: «Почему Певцов — народный, а Татарский нет?!»

Я выздоровел, и мы закончили фильм. С той поры я ничего не снимал.

В зале Дома кино отпраздновал 65-летие. Много народу было! Была жена.

Было хорошо!

Через два года ее не стало. Мы отметили сорок пять лет совместной жизни. Пятьдесят не успели.

Стало плохо.

Думаю, что пора заканчивать.

В кино очень важен финал. Начало и финал. Середина может иногда «провисать».

Я хотел последнюю страницу посвятить коллегам, друзьям, ушедшим из жизни в последние полгода, пока я писал книжку.

Потом я решил, что получится мрачновато. Нас учили в эпоху «развитого социализма», что финал должен быть оптимистичным. Поэтому несколько строчек посвящу своему сыну и внукам.

Эти строки я дописываю 9 мая. Страна отмечает День Победы. Я хорошо помню этот день в 1945 году. Мама сказала мне, что война закончилась, и заплакала. Отец был на фронте с первых дней войны. Он ушел в армию добровольцем и погиб в апреле 1944 года. Мне всю жизнь его очень не хватало.

Ну вот, хотел чего-то светлого в финале — и опять о грустном. Больше о грустном не буду…

Сын — режиссер. И снимает кино и сериалы. Работает. Я бы сказал — пашет!

У него два сына, мои внуки. Старшему, Марку, будет в августе 15 лет. Последние пять лет он живет с матерью в Германии. Так получилось. Учится там в гимназии. Немецкий язык для него второй родной. Все предметы на немецком. А еще английский и французский. Я очень горжусь им!