Аннушка. Боже мой! У меня голова закружилась! (Опирается руками на стол и смотрит в окно.) Неужели воротились мои золотые дни? уж переживу ли я, бедная, этакое счастье! Вон как покатил, голубчик мой! Экой молодец! Жизнь ты моя! Никогда я так тебя не любила, как теперь. Нет моей воли над собой! И счастье мое, и погибель моя в твоих руках. Пожалей ты меня, бедную!
Бессудный.
Евгения.
Аннушка.
Миловидов.
Жук.
Гришка.
Иван, кучер Миловидова.
Сени на постоялом дворе, посередине две двери: правая – в черную избу, левая – в чистую комнату; между дверями, у стены, скамья и стол; на столе свеча в фонаре; в левом углу лестница в светелку; с правой стороны дверь на двор; над дверью низенькая рама; четыре небольших стекла в один ряд. Ночь.
Аннушка (сходит с лестницы) . Как в светелке страшно одной-то! Ночь темная, ветер воет. Мужиков же никого в доме нет. Жук уехал. Видела я из окна, как Евгения и брата проводила с фонарем куда-то. Теперь мы одни с ней остались. Пойти хоть к ней, все не так страшно! Выбраться бы мне поскорей из этого дому! Над ним беда висит, уж чует мое сердце; всё здесь не ладно, все здесь живут не по совести. Брат часто по ночам отлучается; соседи говорят про него что-то недоброе, Евгения на каждом шагу лукавит. Что за житье! У всех только деньги на уме, как бы ни добыть, только бы добыть. А сколько из-за этих денег греха на душу принимают, об этом никто и не думает.
Стук в дверь со двора.
Кто-то стукнул!
Голос за сценой: «Евгения!»
Кто-то Евгению кличет. (Прячется за дверь в избу.)
Евгениявыходит со свечой из двери, которая направо.
Евгения, потом Миловидов.
Евгения. Никак кто-то стукнул! (Подходит к средней двери.) Кто там?
Миловидов (за сценой) . Помещик Миловидов; а ты разве еще ждешь кого-нибудь?
Евгения (отпирая) . Ах, сердечный! Кого ж мне ждать, кроме тебя! Что это ты срамить вздумал! Экой обидчик! (Целует его.) А уж я думала, что ты не придешь.
Миловидов. Отчего?
Евгения. Да уж больно ночь темна.
Миловидов. А ведь муж уехал же?
Евгения. Уехал.
Миловидов. Ну, так и я не маленький. Он темноты не боится, так чего ж и мне бояться. Ты, чай, знаешь, для кого темные ночи хороши?
Евгения. А для кого?
Миловидов. Для воров да для любовников. Значит, нам с ним и на руку.
Евгения. Ах ты проказник, проказник! Вот уж ты-то точно что любовник; это надо правду сказать. Кто на тебя ни взглянет, всякий скажет, что любовник. А за что же ты мужа-то моего вором зовешь?
Миловидов. А куда ж он ночью уехал?
Евгения. Да, чай, в казенном лесу дровец порубить.
Миловидов. Ну все ж таки воровать.
Евгения. Да нешто это воровство! Уж это, кого ни возьми из соседей, у всех такое заведение. Однако надо запереть дверь-то!
Миловидов. Погоди, надо людям приказать. (Подходит к наружной двери.)
В это время Евгения всходит на лестницу.
Эй! Гришка! Иван! Вы здесь?
За дверью: «Здесь, сударь!»
Лошадей у кузницы под сарай запереть! А сами настороже, да не дремать, а держать ухо востро. Слышите!
За сценой: «Слушаем, сударь!»
Евгения возвращается и запирает дверь.
Ух, устал! От самой кузницы пешком шел. (Садится на скамью.) Ты зачем наверх ходила?
Евгения. Светелку заперла.
Миловидов. Для чего?
Евгения. Чтобы Анна, коли проснется, сюда не пришла; девичий-то сои, говорят, чуток.
Миловидов. А она в светелке?
Евгения. В светелке. А тебе на что? Тебе-то на что, завистные твои глаза? Уж я тебя давеча и то было к ней приревновала, да вспомнила, что сама ж тебя учила приласкать ее, уж после и смешно стало.
Миловидов. Что ты ни толкуй, а мне ее жаль.
Евгения. Ну да как не жалеть! Эка невидаль!
Миловидов. Немало я их на своем веку обманывал – и ничего; а перед этой как-то совестно.
Евгения. Очень нужно совеститься! Велика она птица! Уж мне потом на нее-то очень смешно. Ходит и ног под собой не слышит, точно как княгиня какая, уж никак себя ниже не считает. А я-то про себя думаю: дура, мол, ты, дура! Так-то вас и обманывают. Приласкай вас, вы и раскиснете, рады всему поверить. А когда ж это бывает, чтобы мужчина бросил да опять к той же пришел? Мало, что ль, для них других-то дур на свете, вот хоть таких, как я, сирота бедная. (Смеется.)
Читать дальше