Александр Кацура - Гитлин и Сталер

Г и т л е р. Что? Стихи? Начал в декабре сорок первого, закончил в феврале сорок пятого. Как раз в те дни, когда мы боролись с вашим Исаевым. Ну и голова этот ваш Исаев! Ему скорее бы подошла фамилия Головин.

С т а л и н. Харошие стихи, Адольф. Мне особенно про махаонов понравилось. Как ты думаешь, Адольф, Мандельштам был хорошим поэтом?

Г и т л е р. Еврей?

С т а л и н. Да.

Г и т л е р. Вы дошли до ручки в своём интернационале. Русскую поэзию у вас пишут евреи. А еврейскую кто пишет?

С т а л и н. В корень, Адольф. Калмыки, лезгины, карачаевцы, казахи. Вот скажем, Сулейман Стальский. Сулейман — по-турецки Соломон. Так вот, Стальский у нас сейчас главный еврей. Но как пишет! Написал, что Сталин выше гор. Больше Солнца! Чуешь масштаб? Это же почти Ветхий Завет. Видишь, какие у нас поэты. Советская власть воспитала их и вскормила!

Г и т л е р. Я не знал, что русская поэзия так продвинулась. Почему ты спрашиваешь о Мандельштаме?

С т а л и н. Я спрашивал Пастернака. Даже звонил ему в офис. Кого мне ещё спросить?

Г и т л е р. А в чём замес?

С т а л и н. Понимаешь, мы его арестовали, но у меня до сих пор ощущение ашибки. Вот послушай! (Достаёт папиросу Дукат, разворачивает, читает.)

Г и т л е р. Это всё?

С т а л и н (аккомпанирует трубкой) .

Г и т л е р. Моё мнение — правильно арестовали.

С т а л и н. Отправили в лагерь, в равные условия.

Г и т л е р. Я понимаю, Иосиф, что тебе понравилось в стихотворении. Но за одну Чашу можно было сразу расстрелять.

С т а л и н. За неё и отправили.

Г и т л е р. Ну и не жалей. В конце концов, одним евреем меньше. А если б ты его не отправил в лагерь, то его бы потом никто не вспомнил.

С т а л и н. А нас вспомнят?

Г и т л е р. Иосиф, мы — бренды.

С т а л и н. Думаешь?

Г и т л е р. Бренды будущего. Это сейчас ни меня, ни тебя нельзя ставить на сигареты или даже на бутылку с отравленной водой. Мы с тобой — золотая жила для нового поколения маркетологов!

С т а л и н. Как думаешь, Адольф, а можно ли в счёт будущих платежей что-то получить сейчас? (Делает жест воображаемой трубкой.) В етой палате?

Г и т л е р. Ты не поверишь, Йозеф, я сам об этом непрерывно размышляю. Но через Ванова не получится.

С т а л и н (разочарованно) . Через Ванова, да.

Г и т л е р (полушёпотом) . Можно попробовать через электронную биржу. Тут есть одна сестричка, предлагает пятьдесят на пятьдесят.

С т а л и н. Пятьдесят тэбе, пятьдесят мне?

Г и т л е р. Нет. Пятьдесят ей, сорок мне, десять тебе.

С т а л и н. Пачему мне десять, Адольф?!

Г и т л е р. Сейчас сорок шестой, не забывай про даты. Кавказская тема пока не началась. А германская — на подъёме. Американцы подключились с планом Маршалла. В ход пойдёт всё — от воспоминаний до фамилий. Поэтому тебе могу десять и то по причине моего к тебе отношения. А так — пять, Иосиф, пять и не больше.

С т а л и н. Пять?! Хорошо, давай десять. Я смогу купить новую трубку?

Г и т л е р. Иосиф, если ты будешь слушать папу Адольфа, то сможешь покупать себе трубки хоть каждый день. Это хорошо, что ты в доле. Я против нищеты и убогости.

С т а л и н. Я в доле, Адольф.

Г и т л е р (подносит палец к губам и натягивает одеяло) . Всё, теперь тихо, кажется Ванов идёт.

Гитлер играет на губной гармонике. Сначала старинный немецкий мотив, а потом внезапно тему 7 симфонии Шостаковича. На тумбочке Amaretto, сигареты, колбаса, хлеб, дешёвые конфеты.

С т а л и н. Да, да. И ещё раз да!

Г и т л е р. Я рад, что ты тоже немного заработал, Иосиф. А угощение — от меня лично.

С т а л и н. Мы бренды! Ходит-бродит по Европе брендом сталинизма! Мы — бродим. Мы — дрожжи истории!

Г и т л е р. Дрожжи? Что это?

С т а л и н. Закваска.

Г и т л е р. Пивная закваска? Или винный уксус? Ха-ха. Определись, Иосиф!

С т а л и н. Знаешь, чего я боюсь, Адольф?

Г и т л е р. Чего же? (Отрезает колбасы и разливает по стаканам ликёр.)