Леонид Филатов - На тебя, моя душа, век глядел бы не дыша… (сборник)

Сидят на дачах старенькие ВОХРы
И щурятся на солнце сквозь очки.
Послушаешь про них – так прямо волки,
А поглядишь – так ангелы почти.
Их добрые глаза – как два болотца –
Застенчиво мерцают из глазниц,
В них нет желанья с кем-нибудь бороться,
В них нет мечты кого-нибудь казнить.
Они не мстят, не злятся, не стращают,
Не обещают взять нас в оборот–
Они великодушно нам прощают
Все камни в их увядший огород.
Да, был грешок… Такое было время…
И Сталин виноват, чего уж там!..
Да, многих жаль… И жаль того еврея,
Который оказался Мандельштам…
Послушать их – и сам начнешь стыдиться
За слов своих и мыслей прежний сор:
Нельзя во всех грехах винить статиста,
Коль был еще и главный режиссер.
…Но вдруг в глазу, сощуренном нестрого,
Слезящемся прозрачной милотой,
Сверкнет зрачок, опасный, как острога.
Осмысленный. Жестокий. Молодой.
И в воздухе пахнет козлом и серой,
И загустеет магмою озон,
И радуга над речкой станет серой,
Как серые шлагбаумы у зон.
Собьются в кучу женщины и дети.
Завоют псы. Осыплются сады.
И жизнь на миг замрет на белом свете
От острого предчувствия беды.
По всей Руси – от Лены и до Волги –
Прокатятся подземные толчки…
…Сидят на дачах старенькие ВОХРы
И щурятся на солнце сквозь очки…

Пошла охота, знать, и на меня –
Все чаще анонимки получаю…
Я всем вам, братцы, оптом отвечаю,
Хотя и знаю ваши имена.
Какой опоены вы беленой,
Какой нуждой и страстью вы гонимы,
Сидящие в засаде анонимы,
Стократно рассекреченные мной?..
С какой «великой» целью вы в ладу,
Когда часами спорите в запале,
Попали вы в меня иль не попали,
И если да – когда ж я упаду?..
Но если даже я и упаду
И расколюсь на ржавые запчасти –
То чье я обеспечу этим счастье
И чью я унесу с собой беду?..
Вот снова пуля срезала листву
И пискнула над ухом, точно зуммер.
А я живу. Хвораю, но не умер.
Чуть реже улыбаюсь, но живу.
Но – чтобы вы утешились вполне
И от трудов чуток передохнули –
Спешу вам доложить, что ваши пули –
От первой до вчерашней – все во мне.
Не то чтоб вы вложили мало сил,
Не то чтоб в ваших пулях мало яда –
Нет, в этом смысле все идет как надо,
Но есть помеха – мать, жена и сын.
Разбуженные вашею пальбой,
Они стоят бессонно за плечами, –
Три ангела, три страха, три печали,
Готовые закрыть меня собой.
Я по врагам из пушек не луплю,
Не проявляюсь даже в укоризне,
Поскольку берегу остаток жизни
Для них троих – для тех, кого люблю.
И ненависти к вам я не таю –
Хоть вы о ней изрядно порадели! –
Вы не злодеи, вы – жрецы идеи,
Нисколько не похожей на мою.
А кто из нас был кролик, кто – питон,
Кто жил попыткой веры, кто – тщетою –
Все выяснится там, за той чертою,
Где все мы, братцы, встретимся потом…

Поэты браконьерствуют в Михайловском,
Капканы расставляют и силки,
Чтоб изловить нехитрой той механикой
Витающие в воздухе стихи.
Но где ж они, бациллы вдохновенья,
Неужто не осталось ничего?
Пошарьте-ка в чернильнице у гения
Да загляните в шлепанцы его!..
Ищите же, спешите же, усердствуйте,
Дышите глубже, жители столиц,
Затем, чтоб каплю пушкинской эссенции
В своих разбойных легких растворить!
А впрочем, разглядим их в новом качестве,
Оставив обличительный трезвон:
Ей-богу, в их как будто бы чудачестве
Есть свой – весьма трагический – резон!
Всю жизнь они потели от усердия,
Хватая друг у друга черпаки,
А вот теперь им хочется бессмертия,
Щепотку ирреальной чепухи!..
Назначенные временно великими,
Они в душе измученной таят
Тоску по сверхтаинственной религии,
Религии по имени талант.
И хоть они публично почитаемы
За их, как говорится, трудодни, –
Они никем на свете не читаемы,
За исключеньем собственной родни.
И хоть у них, певцов родной истории,
Сияет финский кафель в нужниках, –
Им сроду не собрать аудитории
В родном дворе, не то что в Лужниках.
И хоть начальство выдало по смете им
От общих благ изрядную щепоть,–
Им вскоре стало ясно, что бессмертием
Заведует не Суслов, а Господь!..
Кто в этом виноват – судьба ли грешница,
Начальство ли иль собственный нефарт, –
Но им теперь во сне такое грезится–
В былое время хлопнул бы инфаркт:
Что все они в джинсовом ходят рубище,
И каждый весел, тощ и бородат,
Что их стихи – отважные до грубости –
Печатает один лишь самиздат,
Что нет у них призов и благодарностей,
Тем более – чинов и орденов,
И что они – не мафия бездарностей,
А каждый – одарен и одинок!
Поэты браконьерствуют в Михайловском–
И да простит лесничий им грехи!..
А в небесах неслышно усмехаются
Летучие и быстрые стихи!..
Они свистят над сонными опушками,
Далекие от суетной муры,
Когда-то окольцованные Пушкиным,
Не пойманные нами с той поры!..