Сергей Соловьев - Собрание Стихотворений

Схватил к пояснице
Привешенный меч, и вонзил острием
Под грудь, и ресницы
Смежились, и кровь закипела ручьем,
Обильно осыпав
Багряной росой
Растенья, и, выпав,
Железною меч засверкал полосой.

И кровь не иначе
Из раны забила, дымясь и кипя,
Струею горячей,
Как, возле отверстия трубки, шипя,
В стремлении яром
Вода закипит,
И мощным ударом
Воздушные волны сечет и кропит.

И исчерна-красны
От крови на дереве стали плоды,
Где умер прекрасный
Пирам. Но, в неведенье новой беды,
Влюбленная дева
Спешит под навес
Условного древа,
Хоть страх с ее сердца не вовсе исчез.

Плодов перемены
Рождают сомненье в ее голове.
Кровавые члены,
В предсмертном биенье простерты в траве,
Увидела — горю
Поверить невмочь.
Подобная морю
В безветрие, стала, отпрянувши прочь.

Но миг, и узнала
Пирама — единую сердца любовь.
И вдруг застонала,
И слезы закапали в жаркую кровь.
Младенца живее,
Коснулись до губ,
И, кудри развея,
Сдавила руками немеющий труп.

И с горестью жгучей
Вскричала: «Пирам, отзовись, отзовись!
Пирам! что за случай
Расторг нас с тобою? Пирам! подымись!
Но нет! ты не дышишь — бедная я!
Пирам, ты не слышишь,
Что Фисба тебя называет твоя?»

При имени милом
Глаза, отягченные смертным концом,
Он поднял, с унылым,
Блуждающим взором, и веским свинцом
Сомкнулися вежды,
Зрачки отягча.
И Фисба одежды
Узнала свои и ножны без меча.

Без страха, без дрожи,
Сказала: «ты был доброволен в крови.
Во мне для того же
Достаточно силы, довольно любви!
Судьба наша — та же:
И смертью самой,
Могилою даже
Пирам от меня не отторгнется мой!

Вас, нашему благу
Мешавших отцов, я молю об одном:
Пусть с милым я лягу
В единой гробнице, под тем же холмом.
А дерево это
Убийства следы
Пусть носит, и цвета
Печального, темного станут плоды».

Сказала и прямо
Упала вперед, чтобы грудью налечь
На кровью Пирама
Дымящийся, теплый, язвительный меч!
И темно-пурпурна
Плодов кожура,
И общая урна
Прияла два тела — останки костра.

Сорвавшись с лесистого горного склона,
Разрушив преграды скалистых камней,
По дну плодородного, злачного лона
Темнейской долины струится Пеней.

Забрызганы пеной деревьев вершины,
Далече дубравы журчаньем полны,
И черпают белые нимфы в кувшины
Кристальную влагу прыгучей волны.

В пещеру Пенея — глубоко в утесах —
Стекаются реки окрестных полей
И белые нимфы, в рассыпчатых косах
Колебля короны болотных лилей.

Приходит Сперхей, по лугам побережным
Взлелеявший тополь и темный акант,
Старик Апидан с Энипеем мятежным,
И мирный в теченье Анфриз, и Эант.

Стекаются реки, бегут отовсюда,
Пока, утомившись в блужданье пустом,
Не ввергнется в море вспененная груда,
Пока не растают хребет за хребтом.

Инах удалился в скалистые недра,
Чтоб милую Ио оплакать свою.
Он слезы струит беспрерывно и щедро,
И множит слезами речную струю.

Не знает отец, озаряет ли Делий
Любимую дочь, на земле, средь живых.
Иль скрылася Ио в лугу асфоделей,
Причастная сонму теней гробовых.

Давно уже девушке те же и те же
Впивались мечтанья в полунощный сон,
И кто-то, лаская словами и нежа,
Шептал, проникая в ее Парфенон:

«Покорствуй, о Ио, великой Киприде!
Иль девственность хочешь бессрочно беречь?
Довольно! из робости девичьей выйди,
И слушай внимательно сладкую речь.

Счастливая дева! ты телом пригожа,
И Зевс вожделеньем пылает к тебе.
Дитя! не отвергни Зевесова ложа,
Безумно противиться дивной судьбе.

О робкая! что тебе в жребии девы!
Приди, всепобедной Киприде служа,
Туда, где Инаха шумящие хлевы,
Где в полдень трава — глубока и свежа.

Там, в час, когда солнце пылает в зените,
Ты тело объятиям Зевса вручи.
И взор истомленного бога насыти,
И в пламенных ласках его опочий».

Полдневное солнце палило жестоко,
Манила прохлада зеленых древес.
И к Ио, от отчего шедшей потока,
Такие слова обращает Зевес:

«О дева, достойная Зевсова ложа!
Приветно ответь на приветную речь.
О, как ты прекрасна! из смертных кого же
Достойно с тобою в объятье сопречь?