Уолт Уитмен - Стихотворения и поэмы

должны жить в дружбе, и два соседние штата не должны

враждовать.

А для ушей Президента я сложу песню, в которой будут слышны

угрозы и лязг оружия,

И сквозь частокол оружия будут проглядывать хмурые лица;

И о безликом Страхе, вобравшем в себя черты многих, я

тоже сложу песню,

О клыкастом, ощеренном Страхе, возвышающемся

надо всеми,

О воинственном, грозном Страхе, чья голова в поднебесье

(Как бы ни был высок самый высокий человек, Страх

подчас выше).

Я признаю все современные страны,

Я прослежу географию шара земного и сердечно приветствую

все города, малые и большие.

А людские занятия! Героизм их - на море, героизм их

на суше, в песнях своих я расскажу об этом,

Все расскажу я о героизме, как понимают его американцы.

Я спою песню товарищества,

Я докажу, что в одном должны объединиться многие,

Я уверен, что многие должны создать идеал мужественной

любви, найдя его во мне,

Потому и позволяю я вырваться наружу пламени, которое

пожирало меня,

Долго тлели угли в костре, я уберу все, что мешало ему

гореть,

Я дам полную волю огню,

Кто, если не я, может постичь любовь с ее радостями и

печалями.

Кто, если не я, может стать поэтом товарищества?

7

Я верю в достоинство человека всех рас и веков,

Народ мой выслал меня вперед,

Моими устами поет безграничная уверенность.

Омнес! Омнес! Пусть некоторые презирают все на свете,

Я сложу песню о зле, и о зле рассказать я должен.

Ведь и во мне уживаются добро и зло, как во всей моей нации,

и я утверждаю, что зло относительно.

(А если оно существует, то я утверждаю: оно неотъемлемая

часть бытия и вашего, и моего, и страны моей.)

Я, который за многими шел, за которым следуют многие,

провозглашаю свои взгляды и спускаюсь на арену

(Кто знает, может быть, именно мне суждено издать самый

громкий, самый победный клич,

Вылетев из моих уст, может быть, он воспарит над миром).

Ничто не существует ради себя самого,

Я утверждаю, что вся земля и все звезды в небе существуют

ради религии.

Я утверждаю, не бывало еще на земле истинно верующего.

И никто еще не склонил в почитании колен и не вознес молитв

достойных,

И никто еще даже отдаленно не помышлял, сколь прекрасен

он сам и сколь надежно будущее.

Я утверждаю: подлинное и надежное величие этих Штатов

вот истинная религия,

И нет на земле другого величия подлинного и непреходящего

(Нет ни существа, ни жизни достойной без этой религии.

Нет ни страны, ни мужчины, ни женщины без этой

религии).

8

Что ты делаешь, юноша?

Неужели ты столь серьезен, столь предан литературе,

науке, искусству, любовным утехам?

Ужли так важны для тебя мнимые ценности - политика,

споры,

Твое честолюбие или твой бизнес?

Что ж, я не скажу против ни слова, я сам воспеваю все это,

Но смотри! Быстро они исчезнут, сгорят во имя религии,

Ведь не все вокруг создано, чтобы питать обжигающее

пламя, главный огонь жизни,

И тем более гореть во имя религии.

9

Чего же ты ищешь, такой молчаливый и задумчивый?

Что нужно тебе, камерадо?

Сын дорогой мой, ты думаешь, это любовь?

Послушай, сын дорогой мой, послушай, Америка, дочь моя,

сын мой,

Это так больно - любить женщину или мужчину бездонно,

и все же это великое чувство, оно приносит удовлетворение,

Но есть чувство еще более великое, которое сплотит мир

воедино,

Это чувство величественно, оно превыше всего, руки его

распростерты надо всем и благословляют все.

10

Знайте только, ради того чтобы бросить в землю семена еще

более высокой религии,

Эти песни, каждую в своем роде, я пою.

Мой товарищ!

Для тебя моя песня, чтобы ты мог разделить со мной два

величия, и третье - самое великое и всеобъемлющее,

Величие Любви и Демократии, величие Религии.

Я вместил в себе целый мир, предметы зримые и незримые,

Таинственный океан, в который впадают реки,

Пророческий дух материи, сверкающий вкруг меня,

Живые существа и тождества, о которых мы не ведаем, им

несть числа, они рядом,

Связь с ними я ощущаю ежедневно и ежечасно,

Связь с явлениями существующими и теми, которые должны

появиться, требовательно они ждут от меня чего-то.

Нет, не человек, который в детстве каждодневно целовал меня,

Сплел нить, привязавшую меня к нему более,

Чем к небу и всему духовному миру,

Хотя им обязан я темами моих стихотворений.