То я в двух словах на него отвечу:
– Мои замечательные друзья!
Конечно, все звания и награды –
Прекрасная вещь! Отрицать нельзя,
Но я признаюсь вам, не тая,
Что мне их не так-то уж, в общем, надо…
В мире, где столько страстей и желаний,
У многих коллег моих по перу
Значительно больше наград и званий.
И я, улыбаясь, скажу заране:
Спокойно все это переживу.
В святилищах муз, полагаю я,
Возможно ведь разное руководство,
Встречаются зависть и благородство,
Бывают и недруги, и друзья.
И кто-нибудь, где-нибудь, может быть,
Какие-то списки там составляет,
Кого-то включает иль не включает,
Да шут с ним! Я буду спокойно жить!
Меня это даже не занимает.
Ведь цель моя – это живым стихом
Сражаться, пока мое сердце бьется,
С предательством, ложью, со всяким злом,
За совесть и счастье людей бороться.
В награду же выпало мне за труд,
Без всякого громкого утвержденья,
Сияние глаз, улыбок салют
И миллионных сердец биенье.
И, пусть без регалий большого званья,
Я, может, счастливее всех стократ,
Ибо читательское признанье,
А если точней, то народа признанье –
Самая высшая из наград!
1984 г.
Осенний вечер спит в листве платана,
Огни реклам мигают на бегу,
А я в концертном зале Еревана
В каком-то жарком, радостном тумане
Кидаю душу – за строкой строку.
И как же сердцу моему не биться,
Когда, вдохнув как бы ветра веков,
Я нынче здесь, в заоблачной столице
Армении – земли моих отцов.
А во втором ряду, я это знаю,
Сидит в своей красивой седине
Воспетая поэтом Шаганэ,
Та самая… реальная… живая…
И тут сегодня в зареве огней
Вдруг все смешалось: даты, дали, сроки…
И я решаюсь: я читаю строки,
О нем стихи читаю и о ней.
Я написал их двум красивым людям
За всплеск души, за песню, за порыв
И, ей сейчас все это посвятив,
Волнуюсь и не знаю, что и будет?!
В битком набитом зале тишина.
Лишь чуть звенит за окнами цикада.
И вот – обвал! Гудящая волна!
И вот огнем душа опалена,
И вот уж больше ничего не надо!
Да, всюду, всюду чтут учителей!
Но тут еще иные счет и мера.
И вот букет, размером с клумбу сквера,
Под шум и грохот я вручаю ей!
А ей, наверно, видится сейчас
Батумский берег, чаек трепетанье,
Знакомый профиль в предвечерний час
Синь моря с васильковой синью глаз,
Последнее далекое свиданье.
Вот он стоит, простой, русоволосый,
К тугому ветру обернув лицо.
И вдруг, на палец накрутивши косу,
Смеется: «Обручальное кольцо!»
Сказал: «Вернусь!» Но рощи облетели,
Грустил над морем черноокий взгляд.
Стихи, что красоту ее воспели,
К ней стаей птиц весною прилетели,
Но их хозяин не пришел назад.
Нет, тут не хворь и не души остуда.
И ничего бы он не позабыл!
Да вот ушел в такой предел, откуда
Еще никто назад не приходил…
Шумит в концертном зале Еревана
Прибой улыбок, возгласов и фраз.
И, может быть, из дальнего тумана
Он как живой ей видится сейчас…
Что каждый штрих ей говорит и значит?
Грохочет зал, в стекле дробится свет.
А женщина стоит и тихо плачет,
Прижав к лицу пылающий букет…
И в этот миг, как дорогому другу,
Не зная сам, впопад иль невпопад,
Я за него, за вечную разлуку
Его губами ей целую руку –
«За все, в чем был и не был виноват»…
Пускай ничей их не видит взгляд,
Но, как на вершине горной,
На крыше моей день и ночь стоят
Два аиста: белый и черный.
Когда загорюсь я, когда кругом
Смеется иль жарит громом,
Белый аист, взмахнув крылом,
Как парус, косым накренясь углом,
Чертит круги над домом.
И все тут до перышка – это я:
Победы и пораженья.
Стихи мои – боль и любовь моя,
Радости и волненья.
Когда же в тоске, как гренландский лед,
Сердце скует и душит,
Черный аист слегка вздохнет,
Черный аист крылом качнет
И долго над домом кружит.
Ну что ж, это тоже, пожалуй, я:
Обманутых чувств миражи,
Чьи-то измены, беда моя,
Полночь, чернее сажи…
А разлетится беда, как пыль,
Схлынет тоски удушье,
И тут подкрадется полнейший штиль –
Серое равнодушье.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу