Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

Да, меньше. Но вечно держала рядом,
Держала и цель-то почти не пряча.
Держала объятьями, пылким взглядом,
И голосом райским, и черным адом
Сомнений и мук. Ну а как иначе?!

С надменной улыбкою вскинув бровь,
Даря восхищения и кошмары,
Брала она с твердостью вновь и вновь
И славу его, и его любовь,
Доходы с поместья и гонорары.

Взлетают и падают мрак и свет,
Все кружится: окна, шкафы, столы.
Он бредит… Он бредит… А может быть, нет?
«Снимите, снимите с меня кандалы…»

А женщина горбится, словно птица,
И смотрит в окошко на тусклый свет.
И кто может истинно поручиться,
Вот жаль ей сейчас его или нет?..

А он и не рвется, видать, смирился,
Ни к спасским лесам, ни к полям Москвы.
Да, с хищной любовью он в книгах бился,
А в собственной жизни… увы, увы…

Ведь эти вот жгучие угольки –
Уедешь – прикажут назад вернуться.
И ласково-цепкие коготки,
Взяв сердце, вовеки не разомкнутся.

Он мучится, стонет… То явь, то бред…
Все ближе последнее одиночество…
А ей еще жить чуть не тридцать лет,
С ней родина, преданный муж. Весь свет
И пестрое шумно-живое общество.

Что меркнет и гаснет: закат? Судьба?
Какие-то тени ползут в углы…
А в голосе просьба, почти мольба:
– Мне тяжко… Снимите с меня кандалы…

Но в сердце у женщины немота,
Не в этой душе просияет пламя.
А снимет их, может быть, только ТА,
В чьем взгляде и холод, и пустота,
Что молча стоит сейчас за дверями.

И вот уж колеса стучат, стучат,
Что кончен полон. И теперь впервые
(Уж нету нужды в нем. Нужны живые!)
Он едет навечно назад… назад…
Он был и остался твоим стократ,
Прими же в объятья его, Россия!

Не беги за поездом ушедшим.
Надо помнить жизненную суть:
Все, что было сделано в прошедшем –
Никому на свете не вернуть!

Спит сосна в пушистом полушубке,
Вьюга шепчет, словно по складам:
– Люди! Совершенные поступки
Не подвластны никаким словам!

Значит, глупо биться лбом о стенку:
Что свершилось – навсегда ушло.
Мы тут можем только дать оценку,
Искреннюю, честную оценку,
Твердо взвеся и добро, и зло.

Разве плохо взять и повиниться,
Глядя в чей-то напряженный взгляд?
И увидишь: чудо совершится,
Сердце чистым светом озарится,
И твой грех, конечно же, простят.

А захочешь мудрости старинной –
Разверни Евангелье. И вот
Ты прочтешь, что головы повинной
Судный меч вовеки не сечет.

Ну, а коль на искренность живую
Вдруг язык решиться не готов –
Плюнь на все и лги напропалую,
Твердо веря в подлость удалую,
Что на свете хватит дураков!

Вам, право же, давно уже не тридцать,
Вам – много больше, да еще с лихвой!
Так не пора ль уже остановиться,
И, честно говоря, остепениться,
Чтоб не смеялись люди за спиной!

Неужто же душа не понимает,
Что то, что в двадцать может окрылить,
То в сорок пять заставит загрустить,
А в шестьдесят иль семьдесят пугает…

Лишь в юности – улыбка до небес,
А в сорок – реализм души и тела.
Но там хоть что-то есть и от чудес,
А дальше – седина и жир телес,
И вообще совсем иное дело.

Никто не в силах оседлать судьбу,
И время вспять не повернуть вовеки,
И сколько с ним ты ни вступай в борьбу,
Хоть плачь, хоть смейся, хоть кусай губу –
Но все равно стареют человеки.

Все в мире – сообразно и по росту:
Цветы – весной, а в осень – стужь и мгла.
Когда же голова белым-бела,
Рядиться в юность жутковато просто…

Зачем сейчас веду я эту речь,
Напоминая про года и даты?
Да чтобы вас, простите, уберечь
От всяческих насмешек пошловатых.

Быть гордой даже молодость должна,
Тем паче возраст уж давно не пылкий,
Чтоб кто-нибудь за рюмкою вина
Не оскорбил поганенькой ухмылкой.

Коль юность где-то легковесно шутит –
Нехорошо. Но в общем наплевать.
Когда же старость телесами крутит,
Тут впору и смеяться, и рыдать.

Ну что ж вы все чудить не перестанете,
Клянусь вам: вас же просто не поймут!
Ведь то, чем вы сейчас располагаете,
Возьмут на час. А после, понимаете,
Назад супругу вашему вернут.