Александр Прокофьев - Стихотворения и поэмы

Мы постучали в Ладогу,
В просторы льда,
И Ладога ответила
Нам тогда:
«Давай, давай — я рядом,
И я помочь могу,
И вместе с Ленинградом
Ударю по врагу!»
Ударила, ударила,
Страдала за него,
И ей любовь подарена
Народа моего.
И, с ним победу празднуя,
Вольна и велика,
«Дорогой жизни» названа —
И это на века!

Со мною сказы золотые,
Они промчались за леса,
Через заказники густые,
Что подпирают небеса.

В них плеск седой волны я слышу.
И рада вольная душа,
Что ветер Ладоги колышет
Зеленокрылье камыша.

И видно мне: за самой, самой
Грядой, где тесно валунам,
У побережья Валаама
Проходит солнце по волнам.

А перед тем, когда погаснуть
Ему, златому, суждено,
Заря всё машет лентой красной,
Как на морях заведено!

Мой давний предок назывался смердом,
Он был дударь, ложкарь.
Он бражничал небось!
Что я скажу о нем — недостоверно,
Скажу, как в людях слышать довелось.

Его душа была огнем палима.
Он мало видел
И не много знал,
Платил с души,
А не с души, так с дыма,
Он жег леса под пашню,
Деготь гнал.

Он был, мой предок, с крепкими руками,
Немногословен был, но остроглаз,
Точил секиру о точильный камень,
Шел на врагов и ранен был не раз!

Он где-то жил на Волхове.
С туманом
вставал утрами,
Шел через туман.
В большом роду
Он назван был Иваном —
Неплохо ведь!
Мой прадед был Иван,
И дядя был Иван.
В долине ровной
Он жил,
Он бедовал,
Войной гоним…
Но здесь уже всё ясно в родословной,
Приходит встреча с Временем моим!

И я вошел в народное всевластье,
И я с великим Временем в ладу,
И вся моя родня,
Мои пристрастья
Не в домыслах моих,
А на виду.

Я пришел на Ладогу за песнями.
Те же волны, те же валуны.
Ну а где друзья, мои ровесники,
В море иль в земле погребены?

Многих море взяло, море, море,
Взял и схоронил девятый вал.
Говорят, что тот не видел горя,
Кто у моря век не проживал!

А земля?
Была земле недоля:
Орудийный гром держал обряд,
Многие упали в чистом поле, —
Братские могилы подтвердят.

Ветры возле них вели заплачки,
Всё вошло в легенду или в сказ.
Голосили, плакали рыбачки,
Не было крупнее слез у нас.

Эту песню я сложил у моря,
У зелено-синего огня,
Просто сердце охватило горе,
А его немало у меня!

Ничем тебя не удивлю,
Ничем не удивлю:
Иду к тому, что я люблю,
К тому, что я люблю.

Иду, вода ломается,
Волна летит звеня.
Одна тропинка мается,
Страдает без меня!

«А где ты был,
А где ты был,
Где пропадал,
Чудной? —
Мой край,
Кудрявый от берез,
Так говорит
Со мной.—

Ведь сердце ты оставил здесь,
А коль не здесь, то где?
Да не оно ль горит флажком
На ладожской воде?

А в иван-чае не оно?
В гвоздике не оно?
А не оно ль, как яблоко,
Лучом подожжено?»

«Да полно, — краю говорю,
Я краю говорю, —
Я здесь, черемуховый мой,
Иду встречать зарю!»

Просто много стало нас,
Просто тесен стал Парнас.
Расширяли много раз,
Мрамор, будто сахар, тает,
Многим места не хватает,
Даже классикам подчас!

Где-то драка,
Где-то бой,
Где-то тянут
«Зверобой»,
Где-то песней тешат душу
Под гармошку,
Под гобой!

Многие надежно спят,
Местью многие кипят,
Рифма: «кровь — любовь»
не в моде,
Но за нею всё ж летят!

Хвала, хвала носящим нимб,
Берущим натиском Олимп,
Врагов ниспровергающим,
Издателей ругающим!

А всё ж немного прока,
Что тот похож на Блока,
А этот на губителя,
На своего родителя!

Но есть похожи ликами,
С Олимпа не отозваны,
И на Петра Великого,
И на Ивана Грозного!

Не в этом суть,
Она в одном,
Товарищи поэты,
Ведь дело в том,
Ведь дело в том,
Что дела-то и нету!

О классики могучие,
Я в предрассветный час
Вот по какому случаю
Побеспокою вас.