«Плесни по четыре пальца, молодчик!
Голая истина радует глаз.
Мяты, пожалуй, добавь листочек.
А позже — пойдем… Нет, лучше сейчас».
Дверь — нараспашку… Труба, завывая,
звучит над домами, над горной грядой;
кажется: рушится персть мировая,
залитая бесноватой водой.
Все наполняется тяжкой дрожью,
мир уплывает во тьму, будто плот,
гудок, уповая на милость Божью,
ревет, и ветер тоже ревет.
В лампионах вскипает волной горячей
море огней с дождем пополам,
и ковыляют походкой рачьей
надписи движущихся реклам.
Образы мчатся в туман, покинув
привычное место, сорвавшись с орбит;
мимо автобусов и магазинов
Йорик к исходной точке бежит;
«Миф о душе навязал мне оковы,
и, карнавалом плоти дразня,
в сумрак лиловый, средневековый,
до светлого дня погрузил меня.
Должен ли я Господни галеры
вкруг скалы провести возможно скорей,
должен ли землю во имя веры
крестом уснащать посреди морей?
Его отрицал я, однако сразу
мне явлен был бурлящий металл;
у побережья, предавшись экстазу,
Город Золота я искал.
И здесь, в кроваво-земной обстановке,
моя душа сведена на нет:
крысы-купцы меня по дешевку
купили всего за тридцать монет.
Огнями Святого Эльма повсюду
глаголет Он, указуя дверь,
и дорогу к недостижимому чуду, —
но я опоздал… И что пользы теперь?
К чему мне серебреники и злато,
скот и рыба и все богатства в стране?
Все, что роскошно, и все, что свято,
уже давно не мое, не по мне.
Которым, еще неведомым козням
буду вручен на своем веку?
Не вишу ли я, скудоумный, поздним
Иудою на последнем суку?»
* * *
На тридцать третьем сойдя километре,
он чует: налиты ноги свинцом.
Двое подходят, в дожде и ветре:
один — с бородкой, со впалым лицом.
— Я с вами не должен! Ибо измену
совершил добровольно… — Кончай игру.
Я, заплативший высшую цену,
ныне отсюда тебя беру.
Дабор, веселый и круглорожий,
шприц достает и вгоняет иглу.
Йорик металл ощущает под кожей,
все кружится… Все отлетает во мглу…
В небытие отлетают сырое
город и мир и весь окоем.
В единую цепь скрепленные, трое,
качаясь, так и уходят втроем.
Сирена смолкает. Голос набата
еще остается, но без следа
над морем и он отлетает… Куда-то…
Потом — лишь туман и вода… Вода…
Как изменилась ты (лат.) .
Священная жажда свободы (лат.) .
Кокил — индийская певчая кукушка.
Тофет — капище возле Иерусалима, где детей приносили в жертву Молоху. В переносном смысле — ад.
Правильнее «Ом мани падме хум», — допускающая множество толкований буддийская формула (одно из возможных: «Ом драгоценность в лотосе хум»).
Камакура — город в Японии, на острове Хонсю. Здесь находится гигантская бронзовая статуя Будды (XIII век).
Из цикла «Назидательные картинки».
Написана на книжечке её стихов «Пробуждение от любви».
Вероятно, Слауэркоф имеет в виду остров Сянген; Коулун (Цзюлунь) — полуостров, лежащий против Сянгана (Гонконга).
Подписи к «Шести веерам» Оскара Кокошки.
Оскар Кокошка (1886–1980) — австрийский живописец и график, представитель экспрессионизма. Стихотворение представляет собою подписи к серии рисунков этого художника.
Из цикла «Восточный город».
Из цикла «Восточный город».
Св. Бригитта Шведская — средневековая латинская писательница (XIV в.). Ли Бо — классик китайской танской поэзии (VIII в.), оба вошли в литературу как «певцы весны».
В Рароне, в Швейцарии, похоронен Рильке.
Tabula rasa ( лат. ) — здесь: чистый лист, «изначально пустое сознание».
26 декабря.
Стихотворение посвящено памяти Йозефа Вайнхебера (1892–1945), покончившего с собой при вступлении советских войск в Австрию. Его же памяти посвящено стихотворение Альфреда Маргул-Шпербера («Звезда в вине» (см. соотв. стр. в «Вечном слушателе») — таким образом, по меньшей мере два выдающихся немецких поэта, оба — этнические евреи, почтили память Вайнхебера, в последние годы жизни примкнувшего к нацизму.
Читать дальше