Александр Артёмов - Имена на поверке

Как Парис в старину, ухожу за своей Еленой…
Осень бродит по скверам,
по надеждам моим,
по пескам…
На четыре простора,
на четыре размаха
вселенная!
За четыре шага от меня
неотступная бродит тоска.
Так стою, невысокий,
посредине огромной арены,
как платок от волнения,
смял подступившую жуть…
Осень.
Холодно.
Ухожу за своею Еленой.
Как Парис в старину,
за своею бедой ухожу…

Треть пути за кормой,
и борта поседели от пены.
Словно море, бескрайна
густого настоя вода.
В ноябре уходил,
как Парис в старину за Еленой,
через год я нашел,
чтоб теперь потерять навсегда…
Ты стоишь побледневшая,
моя золотая Елена,
через несколько лет
ты, как чайка, растаешь вдали…
я,
твой атом ничтожный,
тебя принимаю, вселенная,
от последней звезды
до условностей грешной Земли.
Ничего, что потеряно (я находил,
значит, стоит
уставать и грести
и опять уставать и грести)…
За любовь настоящую,
за тоску голубого настоя,
если хочешь еще,
если можешь еще,
то прости!..
Подымай паруса!
Берега затянуло печалью…
Отлегает заря,
замирая, как голоса.
Подымай паруса!
Тишина пролетает, как чайка…
Светит имя твое
на разодранных парусах!

Мы с тобою сядем близко-близко.
Ветер тронул кофточку твою.
И по привкусу тоски и риска,
По тому, что лишь в твоих записках,
Я его, родная, узнаю.
Оттепель. И за окошком тают
И отходят в дальние края
Тучи, им не видно края.
Может, ты мне скажешь, дорогая,
Где же она, родина моя?
Эта ли, где кружат по неделе,
Закружившись вдребезги, метели,
Где такие синие снега,
Где такие весны голубые,
Где такие песни горевые,
Эта ли, что так мне дорога?
Может быть, не эта, а другая?
Слишком уж неласкова со мной.
Что же ты качаешь, дорогая,
Золотой своею головой?

Нам лечь, где лечь,
И там не встать, где лечь.
……………
И, задохнувшись «Интернационалом»,
Упасть лицом на высохшие травы,
И уж не встать, и не попасть в анналы,
И даже близким славы не сыскать.

Мы сами не заметили, как сразу
Сукном армейским начинался год,
Как на лету обугливалась фраза
И черствая романтика работ.
Когда кончается твое искусство,
Романтики падучая звезда,
По всем канонам письменно и устно
Тебе тоскою принято воздать.
Еще и строчки пахнут сукровицей,
Еще и вдохновляться нам дано.
Еще ночами нам, как прежде, снится
До осязанья явное Оно.
О пафос дней, не ведавших причалов,
Когда, еще не выдумав судьбы,
Мы сами, не распутавшись в началах,
Вершили скоротечные суды!

Мальчишкой я дарил на память рогатки,
Как мужество, мужскую честь и верность.
И друзья мои колотили окна,
И мне приходилось за них краснеть.
Но сердце,
свое гордое сердце
Уличного забияки и атамана,
Я носил нетронутым и чистым,
Как флаг романтическая бригантина!
Но прошли года,
И из моего сердца
Пытаются сделать милую пудреницу.
А мужество
У меня забирают,
Как милиционер рогатку.

Вспоминаю иногда
День веселого отхода.
Шумно пенилась вода
За кормою парохода.

Судно то летело вниз,
То взлетало вверх куда-то.
Ветер горсти звонких брызг
Зло швырял в иллюминатор.

Посинелый, мокрый весь,
Я смотрел на волны косо:
Это был мой первый рейс,
Первый день я был матросом.

Если новая волна
Судно выше поднимала,
То казалась мне она
Не волной — девятым валом.

И казалось мне, что я —
Волк морской, моряк хороший,
Что, беснуясь, океан
Бьет восторженно в ладоши.

Словно лист осенний, вянет
Парус судна: ветра нет.
В заштилевшем океане
Голубой встает рассвет.

На бочонке возле рубки
Дремлет вахтенный моряк;
Остывает пепел в трубке,
Туго втиснутой в кулак.

Шкипер вышел из каюты,
Хмуро глянул на восток,
Сплюнул, выругался круто
И поднес к губам свисток.