Сергей Бобров: Лира Лир

– Перед стеклами зеркал
Нежный мальчик фигурял.
Он склонялся и дрожал.
На одной ноге стоял.

Небес порыв случаен,
Но тяжек, опечален, угрюм;
Города небесных окраин,
Как края пожелтелых дум.

И душу, легко угасая.
Прими же, крайняя новь.
Мечтая и не желая,
Отрекись и сон приготовь.

Блаженный и горький отблеск,
А небо, как крайняя жизнь,
И вечер положит в гробик
Твою отгорелую синь.

Но зелень сухих изумрудов.
Закроет исступленный сон:
И темной, сирою грудой
Унесет в знакомый полон.

Шорохи той же грани,
Как соки пустелых уст.
А! зачем же эти дороги
Лучей красных не близки!

Топайте мостом, завязшим
В пучин вздошных дорог –
А я полоумный взор
Направляю на ту же пажить.

Вы вслушайтесь в сей сказ:
– Голубь на прорубь,
– Кровь на восторги,
– Нивы за плески, за ивы.

И в единой печали
Я в ничто потрясен.
Сон исходит ночами,
Я до ней унесен.

Простота необыкновенности,
Степь – просто.
Как сила жалости,
Как утес морей.

И бьющееся вперед
Кто приневолит,
Когда из боли щедрот.
Неба лед расколет.

Кинься, кинься под черный день,
Под валы его перепонок.
В глазах: день и тень,
А в черни их незнакомый ребенок

– Навек мне упиться этой болью.
Чужим отраженьем сна;
Душа, ты ведешь к тому полк,
На котором царствует нескольких душ глубина.

Дай и мне, цветку полевому,
Добрести и жизнь вознести,
В ароматы, что снились грому,
В путь, где встретились мы
Несколько душ.

Непонятней – все будут речи мои;
Пятна солнечных рек
Пестрят очи и уста мои.

Мне идти на то поле,
Где несколько душ.

Как будто человек зарезанный
На этой площади лежит!
А дрожь рук говорит, что нечего
Теперешнее ожидать.

Смех легче был бы не кончен.
Когда бы не тени цветков,
Зарезанный убежит с площади.
Голый бежа вперед.

Противоположная улица
Повлечет следующий труп;
Так разорваны горла накрепко
На площади в шесть часов.

Оторван, вслед тощим громадам, –
Руки костлявый не я ли вел!
Но бурь тихих взор, излом-камень
Схватился за меня.

Как зуб вонзив в отроги замера.
Я вдыхал пронзительную ясы
Но вот – и мне стала площадь столбом,
Стеной, параллельной мне.

Но и тут был бы весел площади круженье
И паденье прохожих в условную бездну…
Зачем бить, убить, напоминать,
Изъязвлять, топить, душить
Бессонного – тут:
  «– Их тени благовонны
  Над Летою цветут?»

Твоим странствиям мелодичным,
Что предписан, основан за конец?
Будь же навеки обезличенными,
Высокий беглец.

Тебе – только трав шуршанья! –
О! наверно я знаю! –
А в беге домов колыханья
И трудов неисполненных рай.

Жизни трудной
Бесконечна тяжкая пажить;
Не останавливайся,
Путь судьба твоя раньше не ляжет.

Каким Гарун-аль-Рашидом
Я должен к тебе явиться!
Смотри – слова я выдам
За колесницы боевые.

Режьте их сабли.
Темные тела!
Куда же теперь меня завели
Решенья отчаянной мглы.

О, лейся, мое упованье,
На камень, на твердый твоей ночи!
Нет, такое стремленье
Похвалит всякая летящая душа.

Но ее прекрасные взоры
Небосклоном легли,
И в руках несравнительных розы
Непомерными были силами.

В возлюбленных туч раскаты,
Крутясь, возникли дороги –
И пламенномудрые боги
Свершали жатву. –