Федор Сологуб - Том 2. Пламенный круг. Лазурные горы

Я не знаю много песен, знаю песенку одну.
Я спою её младенцу, отходящему ко сну.

Колыбельку я рукою осторожною качну.
Песенку спою младенцу, отходящему ко сну.

Тихий ангел встрепенётся, улыбнётся, погрозится шалуну,
И шалун ему ответит: «Ты не бойся, ты не дуйся, я засну».

Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну.
Сказки тихие расскажет отходящему ко сну.

Он про звёздочки расскажет, он расскажет про луну,
Про цветы в раю высоком, про небесную весну.

Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону,
Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину.

Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну,
Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, –

Тот поникнет, и не крикнет, и не пикнет, и поникнет в глубину,
И на речке с лёгким плеском круг за кругом пробежит волна в волну.

Я не знаю много песен, знаю песенку одну,
Я спою её младенцу, отходящему ко сну,

Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну,
Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну.

Много бегал мальчик мой.
Ножки голые в пыли.
Ножки милые помой.
Моя ножки, задремли.
Я спою тебе, спою:
«Баю-баюшки-баю».

Тихо стукнул в двери сон.
Я шепнула: «Сон, войди».
Волоса его, как лён,
Ручки дремлют на груди, –
И тихонько я пою:
«Баю-баюшки-баю».

«Сон, ты где был?» – «За горой». –
«Что ты видел?» – «Лунный свет». –
«С кем ты был?» – «С моей сестрой». –
«А сестра пришла к нам?» – «Нет».
Я тихонечко пою.
«Баю-баюшки-баю».

Дремлет бледная луна.
Тихо в поле и в саду.
Кто-то ходит у окна,
Кто-то шепчет: «Я приду».
Я тихохонько пою:
«Баю-баюшки-баю».

Кто-то шепчет у окна,
Точно ветки шелестят:
«Тяжело мне. Я больна.
Помоги мне, милый брат».
Тихо-тихо я пою:
«Баю-баюшки-баю».

«Я косила целый день.
Я устала. Я больна».
За окном шатнулась тень.
Притаилась у окна.
Я пою, пою, пою:
«Баю-баюшки-баю».

Веришь в грани? хочешь знать?
Полюбил Её, – святую девственную Мать?
Боль желаний утоли.
Не узнаешь, не достигнешь здесь, во мгле земли.

Надо верить и дремать
И хвалить в молитвах тихих девственную Мать.
Все дороги на земле
Веют близкой смертью, веют вечным злом во мгле.

Злое земное томленье,
Злое земное житьё,
Божье ли ты сновиденье,
  Или ничьё?

В нашем, в ином ли твореньи
К истине есть ли пути,
Или в бесплодном томленьи
  Надо идти?

Чьим же творящим хотеньем
Неразделимо слита
С неутомимым стремленьем
  Мира тщета?

Белая тьма созидает предметы
  И обольщает меня.
Жадно ищу я душою просветы
  В область нетленного дня.

Кто же внесёт в заточенье земное
  Светоч, пугающий тьму?
Скоро ль бессмертное, сердцу родное
  В свете его я пойму?

Или навек нерушима преграда
  Белой, обманчивой тьмы,
И бесконечно томиться мне надо,
  И не уйти из тюрьмы?

Равно для сердца мило,
Равно волнует кровь –
И то, что прежде было,
И то, что будет вновь,
И тёмная могила,
И светлая любовь.

А то, что длится ныне,
Что мы зовём своим,
В безрадостной пустыне
Обманчиво, как дым.
Томимся о святыне,
Завидуем иным.

Ветер тучи носит,
Носит вихри пыли.
Сердце сказки просит,
И не хочет были.

Сидеть за стеною, работником быть, –
О, ветер, – ты мог бы и стены разбить!

Ходить по дорогам из камней и плит, –
Он только тревожит, он только скользит!

И мёртвые видеть повсюду слова, –
Прекрасная сказка навеки мертва.

Неустанное в работе
Сердце бедное моё, –
В несмолкающей заботе
Ты житьё куешь моё.

Воля к жизни, воля злая,
Направляет пылкий ток, –
Ты куёшь, не уставая,
Телу радость и порок.