Федор Сологуб - Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли

А над вьюгой замыслов, над огнём восстания
Реет тень зловещая, облачко летучее.
Что-то непонятное за дверьми сознания
Чутко притаилося, – лихо неминучее.

Знаю: гость непрошеный с холодом презрения
Глянет неожиданно в душу многодумную,
И погасит хохотом веру неразумную,
И погубит замыслы сладостного мщения.

Ночные грезы их пленили,
Суля им радостные дни, –
Они друг друга полюбили,
И были счастливы они.
То было молодостью ранней,
Когда весна благоуханней,

Когда звончее плеск ручья,
Когда мечтанья вдохновенней,
И жарче жажда бытия
И жажда радости весенней…
Восторги, грёзы без числа, –
Забава жизни то была.

То жизнь смеялась, рассыпая
На их пути свои цветы
И тихо веющего мая
Лобзанья, чары и мечты.
Она любовью их манила,
А после горем наделила.

  Майские песни!
  Ясные звуки!
Страсть их слагала, поёт их весна.
  Радость, воскресни!
  Злоба и муки –
Призраки страшные зимнего сна.

  Злые виденья
  Раненой жизни,
Спите до срока в мятежной груди!
  Ключ вдохновенья,
  На душу брызни,
Чувства заснувшие вновь разбуди!

Счастливые годы
Промчались давно, –
Суровой невзгоды
Окрепло вино,

Из чаши злорадно
Струится оно,
Как смерть беспощадно,
Как радость красно.

Кипящую чадно
Отравы струю
Безумно и жадно,
Как счастье, я пью,

Надежды прекрасной
Давно не таю,
Пред смертью ужасной
Слезы не пролью.

Я слагал эти мерные звуки,
Чтобы голод души заглушить,
Чтоб сердечные вечные муки,
В серебристых струях утопить,

Чтоб звучал, как напев соловьиный,
Твой чарующий голос, мечта,
Чтоб, спалённые долгой кручиной,
Улыбнулись хоть песней уста.

Как высокая, тонкая арка,
Семицветная радуга ярко
Над омытой землёю висит.
Многодумное сердце трепещет,
И тревожными песнями плещет,
И неведомой грустью горит.

Обещанье старинное снова
С умилением встретить готова
Изнурённая жизнью душа.
Побледнеют небесные краски, –
И она обманувшие сказки
Позабудет, к печали спеша.

Растворяется радуга, – снова
Бесконечная даль голубого,
Бесконечной тоски пустота.
Снова злобою сердце трепещет,
Снова тёмными песнями плещет,
Снова ужасом жизнь повита.

В двери кузницы Мария
Постучалась вечерком:
«Дай, кузнец, приют мне на ночь:
Спит мой сын, далёк мой дом».

Отворил кузнец ей двери.
Матерь Божия сидит,
Кормит сына и на пламя
Горна мрачного глядит.

Реют искры, ходит молот.
Дышит мастер тяжело.
Часто дланью загрубелой
Отирает он чело.

Рядом девочка-подросток
Приютилась у огня,
Грустно бледную головку
На безрукий стан склоня.

Говорит кузнец: «Вот дочка
Родилась калекой. Что ж,
Мать в могиле, дочь со мною,
Хоть и горько, да куёшь». –

«Разве так трудна работа?» –
«Не трудна, да тяжела.
Невелик мой ков для блага,
Много сковано для зла.

Вот ковать я начал гвозди.
Три из них меня страшат.
Эти гвозди к древу казни
Чьё-то тело пригвоздят.

Я кую, и словно вижу, –
Крест тяжёлый в землю врыт.
На кресте твой Сын распятый,
Окровавленный висит».

С криком ужаса Младенца
Уронила Божья Мать.
Быстро девочка вскочила,
Чтоб Малютку поддержать, –

И свершилось чудо! Прежде,
Чем на память ей пришло,
Что порыв её напрасен, –
В обнажённые светло,

Богом данные ей руки,
Лёг с улыбкою Христос.
«Ах, кузнец, теперь ты счастлив,
Мне же столько горьких слёз!»

Неожиданным недугом
  Тяжко поражён,
В замке грозно-неприступном
  Умирал барон.

По приказу господина
  Вышли от него
Слуги, с рыцарем оставив
  Сына одного.

Круглолицый, смуглый отрок
  На колени стал, –
И барон грехов немало
  Сыну рассказал.