Федор Сологуб - Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Бестрепетно я встречу дни тревог,
Воинственных отцов я вспомню песни.
Благослови мой труд, великий Бог!
Ты, доблесть прадедов моих, воскресни!

Есть в наивных предвещаньях правда мудрая порой.
То, чему поверит сердце, совершит народ-герой.

Вот Сивилла развернула книгу тёмную судеб,
И прочла одну страницу в книге той гадалка Тэб.

«Прежде чем весна откроет ложе влажное долин,
Будет храбрыми войсками взят заносчивый Берлин,
И, награбленной добычей поживиться не успев,
Злой народ, который грабит, испытает Божий гнев».

О герой, народ бельгийский! Испытаний час настал.
Вся земля взята врагами, и Антверпен крепкий пал,
И спешат к союзным ратям утомлённые полки.
Кто измерит, сколько в душах славных рыцарей тоски!

А в Берлине ликованье, песни, смех, колокола,
И толпа опять победой и пьяна, и весела.

Но я знаю, не трепещет дух Альберта короля.
Он свободными увидит скоро милые поля.

Уж плетёт ему победа вечный лавровый венец.
Он торжественно вернётся в свой разграбленный дворец.

Только правда – путь к победе, только верность – верный щит.
Так наивность предвещаний, так и мудрость говорит.

  Мои ребяческие игры
Смеялись в ярком зное той земли,
  Где за околицами тигры
Добычу ночью чутко стерегли.

  Моя возлюбленная Джанней
Ждала меня у вод, где лотос цвёл,
  Когда один порою ранней
С ночной охоты я из джунглей шёл.

  Мой император, англичанин,
Живёт в далёком северном краю.
  Я за него в сраженьи ранен,
И за него я снова кровь пролью.

Ты никогда не умирала, –
Всегда пленительно жива,
Ты и в неволе сохраняла
Твои державные права,

Тебя напрасно хоронили, –
Себя сама ты сберегла,
Противоставив грозной силе
Надежды, песни и дела.

Твоих поэтов, мать родная,
Всегда умела ты беречь,
Восторгом сердца отвечая
На их пророческую речь.

Не заслужили укоризны
Твои сыны перед тобой, –
Их каждый труд был для отчизны,
Над Вислой, как и над Невой.

И ныне, в год великой битвы,
Не шлю проклятия войне.
С твоими и мои молитвы
Соединить отрадно мне.

Не дли её страданий дольше, –
Молю Небесного Отца, –
Перемени великой Польше
На лавры терния венца.

На милый край, где жизнь цвела,
До Вислы на равнины наши,
Тевтонов ярость разлила
Огонь и смерть из полной чаши.

Как в день Последнего Суда,
Сверкай огонь, гремели громы,
Пылали наши города
И разрушались наши домы.

Когда ожесточённый бой
К иным пределам устремлялся,
На наших улицах разбой
Тевтонской рати начинался.

Презревши страх детей и дев,
На слёзы отвечая смехом,
В бесстыдство перешедший гнев
К безумным тяготел потехам.

И кровь струилася, и вновь
Вставал угарный дым пожара,
И пеплом покрывала кровь
Родных и милых злая кара.

Из милых мест нас гонит страх,
Но говорим мы нашим детям:
«Не бойтесь: в русских городах
Мы все друзей и братьев встретим».

Олег повесил щит на медные ворота
Столицы цезарей ромейских, и с тех пор
Олегова щита нам светит позолота,
И манит нас к себе на дремлющий Босфор.

Века бегут на нас грозящими волнами,
Чтобы отбросить нас на север наш немой
И скрыть от наших глаз седыми облаками
Олегов светлый щит, блистающий звездой.

Но не сдержать в горах движенья снежной лавы,
Когда, подтаяв, вдруг она летит на дол, –
И Русь влечёт на щит не звонкий голос славы,
Но мощно-медленной судьбины произвол.

Опять, опять надеждой полны,
Мы снова верою сильны.
Гулливые, плещитесь, волны!
Свершайтесь, радостные сны!

Грохочут пушки у Босфора,
И уж свободны станут скоро
Пути для наших кораблей
На дали вольные простора,
На голубую ширь морей,
На то раздолье золотое,
Полдневным солнцем залитое,
Вдали от северной зимы,
Где прежде было всё чужое,
Где только гости были мы, –
И наши станут эти дали
И средиземный гул волны,
О чём так долго мы мечтали,
О чём нам снились только сны.