Константин Батюшков - Полное собрание стихотворений

Белёва мирный житель. Белёв – город Тульской губернии, около которого находилось имение А. И. Бунина, отца Жуковского; этот стих представляет собой цитату из послания Вяземского «К Батюшкову» (послание было ответом на «Мои пенаты» Батюшкова).

Гиппократ (V в. до н. э.) – знаменитый древнегреческий врач, в данном случае – врач вообще.

Громобой – герой одноименной баллады Жуковского – первой части поэмы «Двенадцать спящих дев» (1810).

«Усопший! Мир с тобою!» – слова сатаны, которому Громобой продал душу.

Свистов. Подразумевается поэт-шишковист граф Хвостов; см. о нем примеч. к «Певцу в Беседе любителей русского слова», стр. 294. В указанном письме Батюшкова к Жуковскому Хвостов фигурирует под своей фамилией.

Его покорный бес – единственный слушатель Хвостова в басне А. Е. Измайлова «Стихотворец и черт».

Ответ Тургеневу *

Впервые – «Опыты», стр. 153–156.

Тургенев Александр Иванович (1784–1845) – брат декабриста Н. И. Тургенева, член литературного общества «Арзамас», друг Батюшкова. Тургенев сблизился с Батюшковым в начале 1812 г. (см. его письмо к Жуковскому от 9 февраля 1812 г. – Соч., т. 1, стр. 372 в).

Армида – см. стр. 269–270.

Дон-Кишот – Дон Кихот; сравнение поэта-мечтателя, живущего в мире своих фантазий, с героем романа Сервантеса, возможно, подсказано стихотворением Карамзина «К бедному поэту» (1796). Характерно, что друзья Батюшкова иногда сравнивали с Дон-Кихотом и его самого. Так, упрекая поэта в непрактичности, Гнедич писал: «Ты думаешь точно как рыцарь Ламаханский <���Ламанчский>: оседлал рыжака, надел лоханку на голову и поехал» (письмо от 23 августа 1809 г., ПД).

Любовник строгой Лоры – Петрарка, влюбленный в Лауру.

Воклюз – французская деревня, где долго жил Петрарка; около нее находится источник Сорг.

Душеньки певец – И. Ф. Богданович; см. о нем примеч. к «Видению на берегах Леты», стр. 275.

Лесбосская певица – Сафо, жившая на острове Лесбос; см. стр. 263.

Скала Левкада – Левкадский мыс, с которого, по преданию, бросилась в море Сафо из-за несчастной любви к юноше Фаону.

Разлука *

Впервые – ПРП, ч. 2, стр. 121–123. Печ. по «Опытам», стр. 180. Сходная поза гусара дана в очерке Батюшкова «Прогулка по Москве» («А этот гусар о чем призадумался, опершись на свою саблю!» – Соч., т. 2, стр. 33). Об оценке стихотворения Пушкиным см. вступ. статью, стр. 35–36. Первые две строфы стихотворения, ставшего широко распространенным романсом, попали в народную драму «Царь Максимьян» (Н. П. Андреев. Русский фольклор. М. – Л., 1938, стр. 520).

Браная – вышитая.

Певец в Беседе любителей русского слова *

Впервые – «Современник», 1856, № 5, Смесь, стр. 10–18, с заглавием «Певец в беседе славянороссов». Н. И. Греч в «Северной пчеле», 1857, 20 мая, дал ряд поправок к тексту «Современника». Печ. по изд. 1934, стр. 255–262, где воспроизведен список произведения с принятым нами заглавием, сделанный кн. А. М. Горчаковым на бумаге с водяным знаком 1814 г. (ЦГАОР), с исправлением явных описок. В сочинении «Певца» принимал некоторое участие писатель и журналист, автор известных басен А. Е. Измайлов (1779–1831), на что впервые указал Н. В. Сушков («Московский университетский благородный пансион». M., 1858, стр. 75). В рукописном сборнике Измайлова (ГПБ) есть «Пародия некоторых куплетов из „Певца во стане русских воинов“» с датой: 1813 г. В эту «Пародию» входят с вариантами строки из «Певца в Беседе любителей русского слова» (стихи 125–148). В вариантах особенно интересна характеристика Хвостова (стихи 129–132):

Эти стихи – явный перепев 3-4-й строк из сатиры И. И. Дмитриева «Чужой толк» (1794):

В «Пародию» входит также строфа, не включенная в известные нам списки стихотворения:

Батюшков пародийно использовал жанр, композиционную схему, стихотворный размер (чередование четырехстопных и трехстопных ямбов), эпизоды, образы и даже отдельные выражения «Певца … » Жуковского («О родина святая!» – у Батюшкова: «О, лавка дорогая!»; «Тот наш, кто первый в бой летит» – у Батюшкова: «Тот наш, кто каждый день кадит» и др.). Некоторые строки стихотворения Жуковского воспроизводятся у Батюшкова дословно: «Сей кубок чадам древних лет», «Но дух отцов воскрес в сынах» и т. п. «Певец» вызвал живой интерес в среде карамзинистов. В первой половине апреля 1813 г. Вяземский писал А. И. Тургеневу: «Нет ли у тебя пародии „Певца“, сделанной Батюшковым? Мне очень хочется ее прочесть. Не можешь ли мне ее прислать?» («Остафьевский архив», т. 1. СПб., 1899, стр. 15). Написавший «Певца» перед своим отправлением в армию, Батюшков после возвращения из заграничного похода обнаружил, что он получил большое распространение и вызвал гнев шишковистов. Это произвело на Батюшкова, вернувшегося на родину в подавленном моральном состоянии, тягостное впечатление. 10 января 1815 г. он писал Вяземскому: «В отсутствие мое здесь разошлись мои стихи: „Певец“. Глупая шутка, которую я писал для себя. Вот все славяне поднялись на меня. Хотят за<���щища>ться … Это скучно и начинает меня огорчать» (ЦГАЛИ). К числу этих «славян», очевидно, не принадлежал А. С. Шишков: услышав «Певца» в чтении С. Т. Аксакова, он нашел его «забавным» и попросил список произведения (см.: С. Т. Аксаков. Сочинения, т. 3. СПб., 1886, стр. 212–213). Образы «Певца» были широко использованы в речах и письмах арзамасцев. Так, А. И. Тургенев называл Анастасевича «холуем» («Остафьевский архив», т. 1. СПб., 1899, стр. 89), а Д. Н. Блудов упоминал о «грязном Хвостове» «Певца» Батюшкова («„Арзамас“ и арзамасские протоколы». Л., 1933, стр. 127). Стих Батюшкова, направленный против Шаховского: «Холодных шуб родитель!» – дал повод к шутливой игре на 9-м заседании «Арзамаса». В. Л. Пушкин был укрыт тяжелыми шубами, а Жуковский говорил, обращаясь к нему: «Се лежит он под страшным сугробом шуб прохладительных» (там же, стр. 142–143). Вслед за Батюшковым, утверждавшим, что шишковисты пишут «как Тредьяковский», многие арзамасцы стали называть последнего «пророком Беседы» и «патриархом славенофилов» (там же, стр. 146 и 213). Напротив, Пушкин, позднее отметивший значительные заслуги Тредиаковского, в 1814 г. советовал Батюшкову прекратить нападки на него (см. его послание «К Батюшкову»: «Но Тредьяковского оставь в столь часто рушимом покое»), хотя пока еще основывался только на том, что нападки на Тредиаковского, которого он относил к числу «бессмысленных поэтов», стали банальными.