Константин Батюшков - Полное собрание стихотворений

В местах, где Рона протекает
  По бархатным лугам,
Где мирт душистый расцветает,
  Склонясь к ее водам,
Где на горах роскошно зреет
  Янтарный виноград,
Златый лимон на солнце рдеет
  И яворы шумят, –

В часы вечерния прохлады
  Любуяся рекой,
Стоял, склоня на Рону взгляды
  С глубокою тоской,
Добыча брани, русский пленный,
  Придонских честь сынов,
С полей победы похищенный
  Один – толпой врагов.

«Шуми, – он пел, – волнами, Рона,
  И жатвы орошай,
Но плеском волн – родного Дона
  Мне шум напоминай!
Я в праздности теряю время,
  Душою в людстве сир;
Мне жизнь – не жизнь, без славы – бремя,
  И пуст прекрасный мир!

Весна вокруг живит природу,
  Яснеет солнца свет,
Всё славит счастье и свободу,
  Но мне свободы нет!
Шуми, шуми волнами, Рона,
  И мне воспоминай
На берегах родного Дона
  Отчизны милый край!

Здесь прелесть – сельские девицы!
  Их взор огнем горит
И сквозь потупленны ресницы
  Мне радости сулит.
Какие радости в чужбине?
  Они в родных краях;
Они цветут в моей пустыне,
  И в дебрях, и в снегах.

Отдайте ж мне мою свободу!
  Отдайте край отцов,
Отчизны вьюги, непогоду,
  На родине мой кров,
Покрытый в зиму ярким снегом!
  Ах! дайте мне коня;
Туда помчит он быстрым бегом
  И день и ночь меня!

На родину, в сей терем древний,
  Где ждет меня краса
И под окном в часы вечерни
  Глядит на небеса;
О друге тайно помышляет…
  Иль робкою рукой
Коня ретивого ласкает,
  Тебя, соратник мой!

Шуми, шуми волнами, Рона,
  И жатвы орошай;
Но плеском волн – родного Дона
  Мне шум напоминай!
О ветры, с полночи летите
  От родины моей,
Вы, звезды севера, горите
  Изгнаннику светлей!»

Так пел наш пленник одинокой
  В виду лионских стен,
Где юноше судьбой жестокой
  Назначен долгий плен.
Он пел – у ног сверкала Рона,
  В ней месяц трепетал,
И на златых верхах Лиона
  Луч солнца догорал.

Пред ними истощает
Любовь златой колчан.
Всё в них обворожает:
Походка, легкий стан,
Полунагие руки
И полный неги взор,
И уст волшебны звуки,
И страстный разговор, –
Всё в них очарованье!
А ножка… милый друг,
Она – харит созданье,
Кипридиных подруг.
Для ножки сей, о вечны боги,
Усейте розами дороги
  Иль пухом лебедей!
  Сам Фидий перед ней
  В восторге утопает,
  Поэт – на небесах,
  И труженик в слезах
  Молитву забывает!

Я берег покидал туманный Альбиона:
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
  За кораблем вилася Гальциона,
И тихий глас ее пловцов увеселял.
    Вечерний ветр, валов плесканье,
Однообразный шум, и трепет парусов,
  И кормчего на палубе взыванье
Ко страже, дремлющей под говором валов, –
  Всё сладкую задумчивость питало.
Как очарованный, у мачты я стоял
  И сквозь туман и ночи покрывало
Светила Севера любезного искал.
  Вся мысль моя была в воспоминанье
Под небом сладостным отеческой земли,
  Но ветров шум и моря колыханье
На вежды томное забвенье навели.
    Мечты сменялися мечтами,
И вдруг… то был ли сон?.. предстал товарищ мне,
    Погибший в роковом огне
Завидной смертию, над плейсскими струями.
    Но вид не страшен был; чело
    Глубоких ран не сохраняло,
Как утро майское, веселием цвело
И всё небесное душе напоминало.
«Ты ль это, милый друг, товарищ лучших дней!
Ты ль это? – я вскричал, – о воин вечно милый!
Не я ли над твоей безвременной могилой,
При страшном зареве Беллониных огней,
    Не я ли с верными друзьями
Мечом на дереве твой подвиг начертал
И тень в небесную отчизну провождал
    С мольбой, рыданьем и слезами?
Тень незабвенного! ответствуй, милый брат!
Или протекшее всё было сон, мечтанье;
Всё, всё – и бледный труп, могила и обряд,
Свершенный дружбою в твое воспоминанье?
О! молви слово мне! пускай знакомый звук
    Еще мой жадный слух ласкает,
Пускай рука моя, о незабвенный друг!
    Твою с любовию сжимает…»
И я летел к нему… Но горний дух исчез
В бездонной синеве безоблачных небес,
Как дым, как метеор, как призрак полуночи,
    И сон покинул очи.