Яков Полонский - Стихотворения Поэмы Проза

Словно милость, дам тебе -

Дам тебе — моей рабе,

Золотой свободы крылья,

Ты неволю проклянешь

И, как дикая орлица,

Улетишь и пропадешь…

Если я, как брат, ликуя,

И любя, и соревнуя

Людям правды и добра,

Дам тебе, моя сестра,

Золотой свободы крылья,

Ты за все меня простишь

И, быть может, как голубка,

Далеко не улетишь?!

1850-е годы

Поднял корабль паруса;

В море спешит он, родной покидая залив,

Буря его догнала и швырнула на каменный риф.

Бьется он грудью об грудь

Скал, опрокинутых вечным прибоем морским,

И белогрудая чайка летает и стонет над ним.

С бурей обломки его

В даль унеслись; — чайка села на волны — и вот

Тихо волна, покачав ее, новой волне отдает.

Вон — отделились опять

Крылья от скачущей пены — и ветра быстрей

Мчится она, упадая в объятья вечерних теней.

Счастье мое, ты — корабль:

Море житейское бьет в тебя бурной волной;

Если погибнешь ты, буду как чайка стонать над тобой;

Буря обломки твои

Пусть унесет! но — пока будет пена блестеть,

Дам я волнам покачать себя, прежде чем в ночь улететь,

<186О>

(Посв. пам. Ел. П….й)

Когда, держась за ручку гроба,

Мой друг! в могилу я тебя сопровождал

Я думал: умерли мы оба

И как безумный — не рыдал.

И представлялось мне два гроба:

Один был твой — он был уютно-мал,

И я его с тупым, бессмысленным вниманьем

В сырую землю опускал;

Другой был мой — он был просторен,

Лазурью, зеленью вокруг меня пестрел,

И солнца диск, к нему прилаженный, как бляха

Роскошно золоченая, горел.

Когда твой гроб исчез, забросанный землею,

Увы! мой — все еще насмешливо сиял,

И озирался я, покинутый тобою,

Душа души моей! — и смутно сознавал,

Как не легко в моем громадно-пышном гробе

Забыться — умереть настолько, чтоб забыть

Любви утраченное счастье,

Свое ничтожество и — жажду вечно жить.

И порывался я очнуться — встрепенуться

Подняться — вечную мою гробницу изломать

Как саван сбросить это небо,

На солнце наступить и звезды разметать

И ринуться по этому кладбищу,

Покрытому обломками светил,

Туда, где ты — где нет воспоминаний,

Прикованных к ничтожеству могил.

1860

Я читаю книгу песен,

"Рай любви — змея любовь"

Ничего не понимаю

Перечитываю вновь.

Что со мной! — с невольным страхом

В душу крадется тоска…

Словно книгу заслонила

Чья-то мертвая рука

Словно чья-то тень поникла

За плечом — ив тишине

Тихо плачет — тихо дышит

И дышать мешает мне.

Словно эту книгу песен

Прочитать хотят со мной

Потухающие очи

С накипевшею слезой.

<1861>

Когда б любовь твоя мне спутницей была,

О, может быть, в огне твоих объятий

Я проклинать не стал бы даже зла,

Я б не слыхал ничьих проклятий! -

Но я один — один, — мне суждено внимать

Оков бряцанью — крику поколений -

Один — я не могу ни сам благословлять,

Ни услыхать благословений! -

То клики торжества… то похоронный звон, -

Все от сомнения влечет меня к сомненью…

Иль, братьям чуждый брат, я буду осужден

Меж них пройти неслышной тенью!

Иль, братьям чуждый брат, без песен, без надежд

С великой скорбию моих воспоминаний,

Я буду страждущим орудием невежд

Подпоркою гнилых преданий!

<1861>

Признаться сказать, я забыл, господа,

Что думает алая роза, когда

Ей где-то во мраке поет соловей,

И даже не знаю, поет ли он ей.

Но знаю, что думает русский мужик,

Который и думать-то вовсе отвык…

Освобождаемый добрым царем,

Все розги да розги он видит кругом,

И думает он: то-то станут нас бить,

Как мы захотим на свободе-то жить…

Признаться, забыл я — не знаю, о чем

Беседуют звезды на небе ночном.

И точно ли жаждут упиться росой

Цветы полевые в полуденный зной.

Но знаю, о чем тайно плачет бедняк,

Когда, запирая свой пыльный чердак,

Лежит он, и мрачен, и зол оттого.

Что даже не смеет любить никого,

И зол он на звезды — что с неба глядят,

Как люди глядят — и помочь не хотят.

Я вам признаюсь, что я знать не могу,

Что думает птица, когда на лугу

Холодный туман начинает бродить,

А солнце встает и не смеет светить.

Но знаю — ох, знаю, что мыслит поэт,