Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

И даже
В продаже
Конского мяса
Есть «око за око»
И вера в пришедшего Спаса.
Грубеем
И тихо гробеем.
Где в кольцах оглобли говею,
Падая на земь бьющимся задом,
Кониной,
Я – белый конь городов
С светлым русалочьим взглядом,
Невидящим глазом
Синим,
В черной оглобле и сбруе,
Как снежные струи,
Я бьюсь.
Так упаду
Убитым обетом.
Паяцы промчатся
Ду-ду и ду-ду,
А я упаду
Убитым обетом.
А город, он к каждому солнцу ночному
Протянул по язве
И по вопросу: разве?

Вихрем разумным, вихрем единым
Все за богиней – туда!
Люди крылом лебединым
Знамя проносят труда.

Жгучи свободы глаза,
Пламя в сравнении – холод!
Пусть на земле образа!
Новых построит их голод…

Двинемся, дружные, к песням!
Все за свободой – вперед!
Станем землею – воскреснем,
Каждый потом оживет!

Двинемся в путь очарованный,
Гулким внимая шагам.
Если же боги закованы,
Волю дадим и богам!

Росу вишневую меча
Ты сушишь волосом волнистым.
А здесь из смеха палача
Приходит тот, чей смех неистов.

То черноглазою гадалкой,
Многоглагольная, молчишь,
А то хохочущей русалкой
На бивне мамонта сидишь.

Он умер, подымая бивни.
Опять на небе виден Хоре.
Его живого знали ливни –
Теперь он глыба, он замерз.

Здесь скачешь ты, нежна, как зной,
Среди ножей, светла, как пламя.
Здесь облак выстрелов сквозной,
Из мертвых рук упало знамя.

Здесь ты поток времен убыстрила,
Скороговоркой судит плаха.
А здесь кровавой жертвой выстрела
Ложится жизни черепаха.

Здесь красных лебедей заря
Сверкает новыми крылами.
Там надпись старого царя
Засыпана песками.

Здесь скачешь вольной кобылицей
По семикрылому пути.
Здесь машешь алою столицей,
Точно последнее «прости».

Может, я вырос чугунною бабой
На степях у неба зрачка.
Полны зверей они.
Может, письмо я,
Бледное, слабое,
На чаше других измерений.

О, если б Азия сушила волосами
Мне лицо золотым и сухим полотенцем,
Когда я в студеном купаюсь ручье.
Ныне я, скромный пастух,
Косу плету из Рейна и Ганга и Хоанхо.
И коровий рожок лежит около.
Отпиленный рог и с скважиной звонкая трость.

Напитка огненной смолой
Я развеселил суровый чай.
И Лиля разуму «долой»
Провозгласила невзначай.
И пара глаз на кованом затылке
Стоит на страже бытия.
Лепешки мудрые и вилки,
Цветов кудрявая и смелая семья.
Прозрачно-белой кривизной
Нас отражает самовар,
Его дыхание и зной,
И в небо падающий пар –
Всё бытия дает уроки,
Забудь, забудь времен потоки.

Бег могучий, бег трескучий –
Прямо к солнцу черный бык,
Смотрит тучей, сыплет кучей
Черных искр, грозить привык.
Добрый бык, небес не мучай,
Не дыши, как паровик.
Ведь без неба <���видеть> нечем,
В чьи рога венками мечем.

Малюток
В стае чижей,
Чужой,
Молю так:
Я видел выдел
Вёсен в осень,
Зная
Зной
Синей
Сони.
Сосни, летая,
Сосне латая
Взоры голубые
Прической голубей.

Москва – старинный череп
Глагольно-глазых зданий,
Висящий на мече раб
Вечерних нерыданий.

Я бы каменною бритвой
Чисто срезал стены эти,
Где осеннею молитвой
Перед смертью скачут дети.

И дева ночи черным тулом
Своих ресниц не осенит,
Она уйдет к глазам сутулым,
Мое молчанье извинит.

Весеннего Корана
Веселый богослов,
Мой тополь спозаранок
Ждал утренних послов.
Как солнца рыболов,
В надмирную синюю тоню
Закинувши мрежи,
Он ловко ловит рев волов
И тучу ловит соню,
И летней бури запах свежий.
О, тополь-рыбак,
Станом зеленый,
Зеленые неводы
Ты мечешь столба.
И вот весенний бог
(Осетр удивленный)
Лежит на каждой лодке
У мокрого листа.
Открыла просьба «небо дай»
Зеленые уста.
С сетями ловли Бога
Великий Тополь
Угаром рога
Ударит 6 поле
Волною синей водки.