Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922

День без костей. Смена властей…
Переворот.
Линяют оборотни;
Пешие толпы, конные сотни.
В глубинах у ворот,
В глубинах подворотни,
Смуглый стоит на русских охотник.
Его ружье листом железным
Блестит, как вечером болото.
И на губах дыханье саки
И песня парней Нагасаки.
Здесь боевое, служебное место,
А за волною – морская невеста.
У самурая
Смотрел околыш боем у Цусимы.
Как повесть мести, полный гневом,
Блестел.
«Идите прочь» – неслась пальбы суровой речь,
Речь, прогремевшая в огне вам!
Над городом взошел заморский меч.
И он, как месяц молодой,
Косой, кривой…
Сноп толп, косой пальбы косимый,
Он тяжко падал за улицы на свалку.
Переворот… Дыхание Цусимы,
Тела увозят на двуколке.
И алое в бегах.
Торопится, течет, спешит рекою до зареза
Железо и железо!
Где зелень прежняя? Трава бывалая?
И знамя алое?
И ты, зеленый плащ пророка?
Тебя забыл дол Владивостока!
Он, променяв для новых дел,
Железною щетиной поседел!
Как листьями рагоз покрытое болото,
Ряды пехоты идут спокойно, молчаливо.
На суд очей далекого залива
Проходит тесная пехота.

Настойчив, меток
Ком дроби беглых глаз!
И город взят зарядом
Упорной сотни глаз.
И пыль, взметенная снарядом,
Опять спокойно улеглась.
И мертвых ищет водолаз.
Потом встает, в морских растениях,
И видят все: он поседел
И выпал снег на строгом бобрике.

С народом морозов – народы морей!
Боги мороза – на лыжи скорей!
Походка тверда самурая,
Праздника битвы уснувшего края.
А волны пели: звеним! звеним!
Вприпрыжку шашка шла за ним.
Как воробей, скакала по камням мостовой
И пищи искала – кто здесь живой?
Вот песнь: меняйте смерть на беглеца,
Два жребия пред вами,
Кому поссориться случилось!
Бывало, босая девчонка спешит за мальчишкой
Вприпрыжку, босая, кляня
Проказы юных лет!
О камни звеня,
Так шашка волочилась вслед!
Пускай белила, дерзкий снег лица,
На скулы выпали ему,
Разрез очей и темен, и жесток.
Пускай сукно зеленого покроя,
Знакомого войскам земного шара образца,
Одеждою военною служило,
Окраской полевых пространств,
А шашка нежность разделила
С нарядной записною книжкой,
Где тангенсы и косинусы,
Женой второй, ревнуя, ссорясь,
Но старый бог войны, блеснув сквозь облака
Улиц Владивостока, вздымал на воздух голубка,
Сквозя сквозь воина стекло
Видением ужасным.
Виденьем древнего лубка,
Глаза косые подымая,
Достойным воином Мамая
Он проходил, высокий горец.
В нем просыпались старые ножа сны
И дух войны, смертей счета
И пулеметов строгое «та-та!»
В броне из телячьих копыт
Он сошел с островного лубка,
И червем шелковым шиты
Голубые одежды его облака.
Где мертвые русы, старой улицы бусы, –
Желтые бесы; пушки выстрелом босы.
Гопак пальбы по небу топал,
Полы для молний сотрясал
Широких досок синевы,
Полы небесной половицы.
Смычок ходил Амура и Невы,
Огня сверкала полоса.
И сладко ловить, и сладко ловиться!
Паре глаз чужого бога,
Шуму крыл – улыбка дань!
Там, где темная дорога,
В сердце нежность и тревога,
Быстры уличные лица,
Сладко верить и молиться,
Темной улице молиться!
Бьется шашка его о пол,
Умный черный глаза пепел.
Море подняло белого выстрела бивень,
Море подняло черного зарева хобот,
Ока косого падает ливень,
Город пришельцами добыт.
Глаз косой, глаз-ручей
Льется, шумит и бежит.
Насмешливой улыбкой улыбайся,
Глаз, привешенный седой головою китайца!

В ночном лесу военных зарев
Он стукнул в дверь, рукой ударив.
Повторный удар кулака,
Это в дверь застучала опять
<���Рука> моряка,
Его боевая рука, ночной шум в облака.
И падал град на град,
Не с голубиное яйцо, как полагается,
А величиною в скорлупу умершей птицы Рук,
Охотницы воздушной за слонами,
Дедов смутной грозы, может быть грезы,
Несущей слонят в своих лапах.
Слоны исчезали, как зайцы,
Почуяв ее приближавшийся запах.
Они бежали табунами в страну Сибири и березы,
Страшнее не видали сов они,
Желтым костром глаз очарованы,
Совы слонов!
Пришел немного пьяный и веселый,
Горел, желтел огонь околыша,
И кукла войн за ним, и кто-то шел еще.
Что хочет он у «русской няни»?
Стоит и дверь за ручку тянет.
«Моя играй-играя
С тобою мало-мало».
В такую пору ждать гостей?
Кто он? Быть подпоркой двери нанят?
Кто он, в полночь? Только стук.
Нет ответа, нет вестей!
Деревце вишневое, щебетавшее «да»,
Вишня в лучах золотого заката,
Бог войны, а с ним беда,
Стукнул в двери твоей хаты!
В старом городе никого нет, город умер и зачах,
Бабочка голубая, в золотых лучах!