Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922

Сегодня я в гостях у моря.
Скатерть широка песчаная.
Собака поодаль.
Ищем. Грызем.
Смотрим друг на друга.
Обедал икрою и мелкой рыбешкой.
Хорошо! Хуже в гостях у людей!
Из-за забора «урус дервиш, дервиш урус»
Десятки раз крикнул мне мальчик.

Косматый лев с глазами вашего знакомого
Кривым мечом
Кому-то угрожал, заката сторож, покоя часовой,
И солнце перезревшей девой
(Любит варенье)
Сладко закатилось на львиное плечо
Среди зеленых изразцов,
Среди зеленых изразцов!

Халхал.
Хан в чистом белье
Нюхал алый цветок, сладко втягивая в ноздри запах цветка,
Ноздри раздув, сладко вдыхал запах цветка,
Темной рукой за ветку держа,
Жадно глазами даль созерцая.
«Русски не знай, плёхо.
Шалтай-балтай не надо, зачем? плёхо!
Учитель, давай, –
Столько пальцев и столько (50 лет), –
Азия русская.
Россия первая, учитель, харяшо.
Толстой большой человек, да, да, русский дервиш.
А! Зардешт, а! харяшо!».
И сагиб, пьянея, алый нюхал цветок,
Белый и босой,
И смотрел на синие дальние горы.
Каменное зеркало гор.
Я на горах.
Зеркало моря находится
По ту сторону.
Отсюда Волге наперекор
Текут реки в те же просторы морей.
Воли запасы черпать где ведро?
Здесь среди гор
Человек сознает, что зазнался.
Скакала, шумела река, стекленясь волосами.
Буханки камней.
Росли лопухи в рост человека.
Струны размеров камней –
Кто играл в эти струны?
Крыльцо перед горами в коврах и горах винтовок.
Выше предков могилы.
А рядом пятку чесали сыну его.
Он хохотал,
Стараясь ногою попасть слугам в лицо.
Тоже он был в одном белье.
По саду ханы ходят беспечно в белье
Или копают заступом мирно
Огород капусты.
    «Беботеу вевять» –
    Славка запела.

Булыжники собраны в круг.
Гладка, как скатерть, долина.
Выметен начисто пол ущелья.
Из глазу не надо соринки.
Деревья в середке булыжных венков.
Черепами людей белеют дома.
Хворост на палках.
Там чай-хане пустыни.
Черные вишни-соблазны на удочке тянут голодных глаза.
Армянские дети пугливы.
Сотнями сказочных лбов
Клубятся, пузырятся в борьбе за дорогу
Корни смоковницы
(Я на них спал),
Тоской матерей
Тянутся к детям
Пуповиной, протянутой от веток к корням,
И в землю уходят.
Плетусь, ученье мое давит мне плечи.
Проповедь немая, нет учеников.
Громадным дуплом, пузатым грибом,
Брюхом широким
Настежь открыта счетоводная книга столетий.
Ствол (шире коня поперек), пузырясь,
Подымал над собой тучу зеленую листьев и веток,
Зеленую шапку,
Градом ветвей стекая к корням,
С ними сливаясь в узлы
Ячеями сети огромной.
Ливень дерева сверху, дождь дерева пролился
В корни и землю, внедряясь в подземную плоть.
Ячейками сети срастались глухою петлею,
И листья, певцы того, что нет,
Младшие ветви и старшие,
И юношей толпы – матери держат старые руки.
Чертеж? или дерево?
Сливаясь с корнями, дерево капало вниз и текло древесною влагой,
Ручьями
В медленном ливне столетий.
Ствол пучится брюхом, где спрячутся трое,
Долине дает второе, зеленое небо.
Здесь я спал изнемогший.
Белые кони паслися на лужайке оседланны
(Лебеди снега и спеси).
«Ты наше дитю! вот тебе ужин, ешь и садись!» –
Мне крикнул военный, с русской службы бежавший.
Чай, вишни и рис.
Целых два дня я питался лесной ежевикой,
Ей одолжив желудок Председателя Земного Шара
(Мариенгоф и Есенин).
«Пуль» в эти дни не имел, шел пеший.
«Беботеу вевять» славка поет!

Чудищ видений ночных черные призраки,
Черные львы.
Плясунья, шалунья вскочила на дерево,
Стоит на носке, другую, в колене согнув, занесла над головой;
И согнута в локте рука.
Кружев черен наряд.
Сколько призраков!
Длинная игла дикообраза блестит в лучах Ая.
Ниткой перо примотаю и стану писать новые песни.
Очень устал. Со мною винтовка и рукописи.
Лает лиса за кустами.
Где развилок дорог поперечных, живою былиной
Лег на самой середке дороги, по-богатырски руки раскинул.
Не ночлег, а живая былина Онеги.
Звезды смотрят в душу с черного неба.
Ружье и немного колосьев – подушка усталому.
Сразу заснул. Проснулся, смотрю, кругом надо мною
На корточках дюжина воинов.
Курят, молчат, размышляют. «По-русски не знай».
Что-то думают.
Покрытые роскошью будущих выстрелов
За плечами винтовки,
Груди в широкой броне из зарядов.
«Пойдем». Повели. Накормили, дали курить голодному рту.
И чудо – утром вернули ружье. Отпустили.
Ломоть сыра давал мне кардаш,
Жалко смотря на меня.