20 июня 1895
Коктебель
Море да небо,
Небо да море.
Вольные тучи
Летят на просторе.
Пенятся волны,
Да ветер бушует.
Дышится вольно
И сердце ликует!
28 июня 1895
Коктебель
Посвящается B. A. Воллк-Ланевской
Мне часто грезится огромный светлый зал.
Все ложи, лестницы – всё залито толпою.
Толпа гудит, как в море бурный вал,
Как старый, крепкий лес, застигнутый грозою.
Но вот смолкает всё. Средь мертвой тишины
Я смело выхожу на самый край эстрады.
Я вижу массу лиц. Ко мне обращены
Теперь со всех сторон бесчисленные взгляды.
Сперва я поражен, и голос мой дрожит.
Но, быстро поборов невольное смущенье,
Я делаюсь смелей. Толпы знакомый вид
В душе моей зажег святое вдохновенье.
Вольнее льется речь и крепнет голос мой,
Как ветра пред грозой суровые порывы,
Я чувствую в себе безудержный прибой –
Свободных, гордых сил могучие приливы.
Вся зала замерла. Как грозный водопад
Смиряет человек десницею суровой,
Так я теперь – толпу… Одно лишь слово, взгляд…
И он мне покорён, тот зверь многоголовый.
Его, послушного движенью моему,
Могу заставить я страдать и веселиться,
Все страсти в ней воззвать, когда лишь захочу,
Любить и проклинать, и плакать и молиться.
Теперь… теперь… я бог! Как новый Прометей,
Могучий силою святого вдохновенья,
Я высек вновь огонь из сердца у людей,
Я новый мир создал в душе их на мгновенье.
Теперь вся жизнь толпы, всей тысячной толпы
Слилась в душе моей в один аккорд могучий –
Аккорд, составленный из вечной красоты
И наших душ таинственных созвучий.
Да! Я могуч! Хотя толпою так владеть
Придется мне теперь почти одно мгновенье –
Его довольно мне. А там хоть умереть,
Сверкнув как молнии свободной отраженье!
Вот кончил я уже… Всё замерло, молчит.
Но это тишина пред близкою грозою.
Чу! вот он! Первый вихрь безудержно летит –
И всё смешалось в хаос предо мною.
Я слышу рёв толпы. Стихийный дикий стон
Восторга бурного и гром рукоплесканий.
Но силы больше нет. Я слаб и изнурен.
Я падаю без сил средь шумных ликований.
2 июля 1895
Коктебель
«Есть люди на свете: их нервы как струны…»
Есть люди на свете: их нервы как струны –
Едва прикоснешься – рождается звук.
И каждый поступок, неловкое слово
Для них уже служит источником мук.
Их сердце так чутко. Их ласка готова
Всегда отозваться на первое слово.
Их жизнь есть ряд бесконечных мучений,
Безумных мечтаний, бессонных ночей.
Им нету покоя от разных вопросов,
И каждое горе их давит сильней.
На каждом шагу обливался кровью,
Их сердце полно бесконечной любовью.
И всякий, кто ждет себе утешенья,
Идет к ним с рассказом о муках своих,
И горе чужое бередит их раны,
Но тот уж спокойный уходит от них.
И долго их сердце страдает и бьется,
Пока, переполнясь от мук, разорвется.
13 июля 1895
Коктебель
Я их не звал. Они ко мне
Пришли и стали молчаливо.
Так часто ночью, в тишине,
Родится странный звук пугливо,
Трепещет долго в тьме ночной,
Дрожит, чуть слышно, замирая,
И сердце странною тоской
Невольно сжаться заставляя.
Они пришли ко мне толпой
И молча мне глядели в очи,
Склоняясь молча надо мной
В немом безмолвьи темной ночи.
И этой ночи тишина
Полна присутствия немого,
Казалась так грозна, страшна,
Так беспредельна, так сурова…
3 ноября 1895
Феодосия
«Чу! Я слышу жизни трепет!..»
Чу! Я слышу жизни трепет!
Приближается весна,
Всюду горы и долины
Пробуждаются от сна.
Скоро с гор и по долинам
Хлынут звонкие ручьи,
И цветы заблещут в поле
И засвищут соловьи.
Вместе с вешними ручьями
Из груди больной моей
Хлынут волны чудных песен,
Неба южного светлей.
И польются эти песни
Как весенние ручьи,
В них цветов заблещут краски
И засвищут соловьи.
25 февраля 1896
Феодосия
«Что-то в душе шевельнулось…»
Что-то в душе шевельнулось –
Там, далеко в глубине.
Сердце ли снова проснулось,
Вспомня о близкой весне?
28 февраля 1896
Феодосия
«Это солнце! Это море!..»
Это солнце! Это море!
Всё ликует и цветет.
Что-то манит и ласкает,
Что-то вдаль меня зовет.
Что-то хочется мне сделать,
Что-то хочется сказать,
Как-то хочется смеяться,
Как-то хочется рыдать.
Знать, весна своим дыханьем
Отуманила меня, –
Светом солнца, пеньем птицы,
Шумом звонкого ручья.
Читать дальше