Четыре девки, исчезнув:
Полковник перед зеркалом:
Усы, завейтесь! Шагом марш!
Приникни, сабля, к моим бокам.
Ты, гребень, волос расчеши,
а я, российский кавалер,
не двинусь. Лень мне или что?
Не знаю сам. Вертись, хохол,
спадай в тарелку, борода.
Уйду, чтоб шпорой прозвенеть
и взять чужие города.
Одна из девиц:
Полковник, вы расстроены?
Полковник:
О, нет. Я плохо выспался.
А вы?
Девица:
Полковник:
Мне жалко вас.
Но есть надежда,
что это все пройдет.
Я вам советую развлечься:
хотите в лес? — там сосны жутки…
Иль, может, в оперу? — Тогда
я выпишу из Англии кареты
и даже кучера. Куплю билеты,
и мы поедем на дрезине
смотреть принцессу в апельсине.
Я знаю: вы совсем ребенок,
боитесь близости со мной.
Но я люблю вас…
Девица:
Полковник ручкой помахал
и вышел, зубом скрежеща,
как дым выходит из прыща.
Девица:
Подруги! Где вы?! Где вы?!
Пришли четыре девы,
сказали: «Ты звала?»
Девица( в сторону ):
Четыре девицы на подоконнике:
Ты не хочешь нас, Елена.
Мы уйдем. Прощай, сестра!
Как смешно твое колено,
ножка белая востра.
Мы стоим, твои подруги,
места нету нам прилечь.
Ты взойди на холмик круглый,
скинь рубашку с голых плеч.
Ты взойди на холмик круглый,
скинь рубашку с голых плеч.
Четыре девицы, сойдя с подоконника:
Наши руки поднимались,
наши головы текли.
Юбки серенькие бились
на просторном сквозняке.
Хор:
Эй, вы там, не простудитесь
на просторном сквозняке!
Четыре девицы, глядя в микроскоп:
Мы глядели друг за другом
в нехороший микроскоп.
Что там было, мы не скажем:
мы теперь без языка.
Только было там крылечко,
вился холмик золотой.
Над холмом бежала речка
и девица за водой.
Говорил тогда полковник,
глядя вслед и горячо:
«Ты взойди на этот холмик,
обнажи свое плечо.
Ты взойди на этот холмик,
обнажи свое плечо.»
Четыре девицы, исчезнув и замолчав:
всё
18 февраля 1927
Комната. Комната горит.
Дитя торчит из колыбельки.
Съедает кашу. Наверху,
под самым потолком,
заснула нянька кувырком.
Горит стена. Посуда ходит.
Бежит отец. Отец: «Пожар!
Вон мой мальчик, мальчик Петя,
как воздушный бьется шар.
Где найти мне обезьяну
вместо сына?» Вместо стен
печи вострые на небо
дым пускают сквозь трубу.
Нянька сонная стрекочет.
Нянька: «Где я? Что со мной?
Мир становится короче,
Петя призраком летит.»
Вот мелькнут его сапожки,
Тень промчится, и усы
вьются с присвистом на крышу.
Дом качает как весы.
Нянька бегает в испуге,
ищет Петю и гамак.
«Где ж ты, Петя, мальчик милый,
что ж ты кашу не доел?»
«Няня, я сгораю, няня!»
Няня смотрит в колыбель —
нет его. Глядит в замочек —
видит комната пуста.
Дым клубами ходит в окна,
стены тощие, как пух,
над карнизом пламя вьется,
тут же гром и дождик льется,
и в груди сжимает дух.
Люди в касках золотых
топорами воздух бьют,
и брандмейстер на машине
воду плескает в кувшине.
Нянька к ним: «Вы не видали
Петю, мальчика? Не дале
как вчера его кормила.»
Брандмайор: «Как это мило!»
Нянька: «Боже мой! Но где ж порядок?
Где хваленная дисциплина?»
Брандмайор: «Твой Петя рядом,
он лежит у цеппелина.
Он сгорел и папа стонет:
жалко сына.»
Нянька: «Ох!
Он сгорел,» — и тихо стонет,
тихо падает на мох.
20 февраля 1927
Существует еще один вариант этого стихотворения:
Комната. Комната горит.
Дитя торчит из колыбельки.
Съедает кашу. Наверху,
под самым потолком,
заснула нянька кувырком.
Горит стена. Посуда ходит.
Бежит отец. Отец: «Пожар!
Вон мой мальчик, мальчик Петя,
как воздушный бьется шар.
Где найти мне обезьяну
вместо сына?» Вместо стен
печи пестрые на небо
дым пускают сквозь трубу.
Нянька сонная стрекочет.
Нянька: «Где я? Что со мной?
Мир становится короче,
Петя призраком летит».
Няня рыскает волчицей,
съест морковку на пути,
выпьет кофе. Дальше мчится,
к двери пробует уйти.
Колет скудные орехи (неразборчиво)
нянька быстрая в дверях,
мчится косточкой по саду
вдоль железного плетня.
После бегает в испуге,
ищет Петю и гамак.
«Где ж ты, Петя, мальчик милый,
что ж ты кашу не доел?»
«Няня, я сгораю, няня!»
Няня смотрит в колыбель —
нет его. Глядит в замочек —
видит комната пуста.
Дым клубами ходит в окна,
стены тощие, как пух,
над карнизом пламя вьется,
тут же гром и дождик льется,
и в груди сжимает дух.
Читать дальше