Борис Орлов - Холодная война – глубины океана…

Играли, дрались, разбирали ворота,
Чтоб строить плоты. Жгли костры на реке.
Мой первый учитель командовал ротой
В штрафном батальоне на Курской дуге.

Он был скуп на ласку. Жил в школьной квартире.
Он верил, что нужен Советской стране.
Как русский апостол, в парадном мундире
Верховный висел у него на стене.

Тянуло войною из-за горизонта,
Но люди устали от прежней войны.
Мы дети солдат, возвратившихся с фронта,
Мы поздние дети Великой страны.

Идеи, иллюзии… Пьяный наместник
Нас предал. Теперь все друг другу – враги.
Забыты страною победные песни.
Учитель в могиле. А мы – штрафники.

Униженный неряшливым юнцом,
Молчит и о войне, и о победе.
Как рашпилем, морщинистым лицом
Старик шлифует прошлое в беседе.

Хотя был ранен, не просился в тыл.
Он воевал, чтоб жил народ счастливо.
Но обвинен за то, что победил,
Он внуком, пившим гамбургское пиво.

Мы на суде Истории – истцы:
Злом за добро не ожидали платы.
В учебниках советские бойцы
Для внуков – неизвестные солдаты.

Дома взрывались. Рожь в полях горела.
Накрыло похоронками страну.
Из черных репродукторов-тарелок
Народ хлебал соленую войну.

Качались бомбовозы, словно клецки!
Война плыла над крышами жилищ.
Соленая от вдовьих и сиротских
Слез. Черная от мертвых пепелищ.

Смешалось все: бесчисленные беды,
Герои, оклеветанный Главком.
Войну не расхлебать! Она победой
Окончилась, оставив в горле ком.

Чутко у воды дремали доты:
Ни взорвать, ни обойти тропой.
Но во тьме отряд морской пехоты
Здесь на берег выплеснул прибой.

В пляс пускались на скуластых сопках
Вихрь огня и вихрь матросских лент.
И глубины бережно и робко
Принимали траурный брезент.

На рассвете в дымке позолоты
Корабли ушли от берегов.
Пустотой глазниц чернели доты,
Словно черепа былых врагов.

По брусчатке европейской гулко
Топали под крестопад наград.
В Петербург шли, словно на прогулку,
Но разбили лбы о Ленинград.

У Невы наткнулись на преграду:
Если враг у стен – народ един.
Русский город выдержал блокаду,
Но ее не выдержал Берлин!

Рассыплет молнии гроза —
И волны заблестят.
Он столько видел, что глаза
На небо не глядят.

Идет безмолвно на причал
И палочкой стучит.
Он столько на войне кричал,
Что до сих пор молчит.

Серп затупился и покой обрел,
На свалке жизни молот запылился.
Двуглавый инкубаторский орел
Взлетать из темноты не научился.

Но вспыхнет свет, небесный и земной,
Срастется мир, что бесами расколот.
Взлетев над православною страной,
Орел в когтях поднимет серп и молот.

«Не плачь, мать, не убьют,
А немца мы осилим.
Побереги коня —
Война не на века», —
И дед мой, кирасир,
Встает за честь России
Под знамя
Лейб-гвардейского полка.

Он весел и красив.
Собой вполне доволен.
Еще не видел кровь
И не копал могил.
…Но с Первой мировой
Вернулся, хмур и болен,
Как будто целый мир
За год похоронил.

Два фото:
До войны с друзьями дед
И после —
Один,
Он с костылем, как тысячи калек.
Конь сдох.
И не родит уже, как прежде, поле.
Война не на века.
Но год войны – как век.

Сен-Женевьев-де-Буа.
Рощи осенней покров.
Крест. Золотятся слова
В камне: «Полковник Орлов…»

Жертва гражданской войне —
Смерть на чужбине. Беда.
Кем же приходится мне
Он? Не узнать никогда.

И офицер, и солдат.
От малярии и ран…
Сколько Орловых лежат
В землях неведомых стран?!

Церковка. Купола медь.
Тлеет свеча в полумгле.
Господи! Дай помереть
Русским на русской земле.

На стенах – блики желтых фотографий.
Друзья и предки. Взгляд со стороны.
В своей избе, как будто в батискафе,
Я погружаюсь в прошлое страны.

Меня овеет ветром вечной славы
Из-под стекла, где дремлет русский мир.
…На аргамаке дед гарцует браво —
Он рвется в бой. Гвардеец-кирасир.