Сергей Спасский - Земное время

Посмертная слава приходит по праву,
Как после рассвета сияние дня,
Всю жизнь заключив в лучевую оправу,
Все мысли до самого дна разъясня.
И ровненько, как в огороде по грядкам,
Расставлены строки по плотным листам
И, радуя глаз непривычным порядком,
Безмолвно и чинно колышутся там.
Темнеют портреты, нахмурены бюсты,
К домам приколочено имя его.
И так и должно быть… Но все же как пусто,
Что нету при этом его самого,
Что крупный, размашистый, с легкой усмешкой,
Воткнув папиросу в разорванный рот,
По улицам, полным московскою спешкой,
По собственной площади он не пройдет.
Он, верно, сказал бы, похлопав по книжкам,
Где славят его: «Что ж, признателен я,
Но предупреждаю, вы все же не слишком
Почтеньем меня украшайте, друзья.
Я полон был болью, любовью и злобой,
Я жил, человеческой страстью горя.
Я — классик, но классик породы особой,
Боев современник и брат Октября.
И труд мой кузнечный был звонок и весел,
Когда я вставал над провалами зал,
Мой голос гранатами рвался меж кресел,
Прибоем развертываясь, наползал.
Я видел коммуны простор небывалый,
Как видят любимой лицо наяву.
И если по правде сказать, то, пожалуй,
Я вовсе не умер. Я с вами живу».
И слыша рокочущий голос поэта,
Я думаю: «Славой его окружив,
Мы правы, твердя и про то, и про это,
Но главное в том, что он молод и жив».

О, нельзя быть неприметнее
Этих речек и скромней.
В них лежат порою летнею
Слитки солнечных огней.
В недрах леса иль под дачею
Вдруг заблещет иногда
Отражающая, зрячая,
Складчатая их вода.
Над краснеющими глинами
Станет связкой, словно йод,
Двинет лилиями длинными,
Камни обхватив, поет.
Облаками населенная,
Дремлет, и от влаги той
Вся земля вокруг зеленая —
Луг цветистый, лес густой.
Мне неведомы названия
Этих рек, но вспомню вдруг,
Как дрожат они, позванивая,
И тебя я вспомню, друг.
И в небесном теплом омуте
Вспомню светлую луну.
И в моей безлюдной комнате
Улыбнусь я и вздохну.

Запели птицы. Как гремит их щебет!
Каким восторгом рвутся их тела.
И я боюсь, всю душу мне расщепит
Та нестерпимо звучная хвала.

Преграды нет сверкающим балладам,
Наперегонку, бурны и чисты,
Они рассыпались по всем палатам,
И в той слышны, где умираешь ты.

Ты утомилась за ночь в поединке
С удушьем. Солнца розоватый луч
Влетел в окно. Две слабеньких слезинки
Скользят из глаз. И скоро щелкнет ключ…

Вздох. И еще. Теперь совсем последний…
— И после смерти будь ко мне добра! —
О, гомон птиц. О, солнца трепет летний.
Мы все дожили вместе до утра.

Что ж, надо пожить нам в разлуке,
Ведь это случалось и в годы,
Когда по земле ты ступала,
Наш воздух вдыхая сырой.
Бывало, завертишься в круге, —
Отказы, сомненья, заботы, —
И видимся скучно и мало,
Совсем расстаемся порой.

Бывало, уеду и даже
Не предупрежу ни открыткой,
Ни по проводам телефонным
Коротенькой вести не дам.
О, счастье невидное наше,
Его я воспитывал пыткой,
Вершил над ним суд беззаконный,
Босым проводил по гвоздям.

И все ж терпеливо-живучей
И неподдающейся смерти, —
Сквозь камни струящимся светом, —
Любовь пребывала твоя.
И словно споткнешься о случай —
Вдруг в театре столкнемся, в концерте,
И снова все мысли об этом,
И гибну, и радуюсь я.

И улицы той коридором
Бреду и следы твои чую
На ветхом асфальте. И стоя
В коробке двора, одинок,
Окно выбираю, в котором
Свет лампы, мне душу врачуя,
Известие дарит простое,
Что выбежишь ты на звонок.

И будто бы Моцарта сети
Опутают звуками тело,
Иль ринутся струны Россини,
Связав на бегу голоса,
Лишь ты улыбнись, как на свете
Одна улыбаться умела,
И по-рафаэлевски сини
В душе заблестят небеса.

Нет, мы не разлюбим в разлуке.
О, как бы сказать это проще, —
Мы радостью общей владели,
И я тебя слышу во всем,
Твои драгоценные руки
Лицо мое ищут на ощупь.
Мы вынесли жизнь. Неужели
Мы смерти не перенесем?