Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

Вся разность жизни в разности движенья,
А в протчем все равно растут как гриб;
Агаты, литофиты, прозябенья,
Полип, орангутанг и караиб
Равно живут и переходят в росты,
Имеют пищу, силу, плод, наросты
И, может статься, чувственный орга́н;
Кто испытал, не дышит ли тюльпан?

Животворя мир весь от колчедана,
Материя всему свой пульс дает
И, действуя от Солнца до Урана,
В себе катает миллион комет,
Которых эллипсы и круговины
Длиннее, нежель тысящны годины
Комет, которым Ламберт дал чертеж.
Так где ж назначить веществу рубеж?

Когда сих солнцев взяв до миллиона
И приложив им вслед шары к шарам,
Когда и Сирия и Ориона
Пхнув по параболическим дугам,
Велю ходить вкруг центра им другого;
Когда и центры центров двину снова
Вкруг центра, деспота эфирных тел, —
И тут не весь материи предел.

Но ах! — грядет година без пощады,
Година лютая натуре всей,
В которую сии громад громады
Падут в ничтожество с своих осей.
Творец! над центром центров почиваяй
И вышней дланию миры вращаяй,
Продли держать вселенныя весы,
Да прийдут поздней роковы часы.

Древность, ты, которой мирна мышца
Усыпила ранни племена,
Зрящая в скрижали летописца,
Пишущая славных имена!
Ты, что связку венчиков [104] Венчики называются бумажки, полагаемые на лбы умерших. имея,
В думе ждешь царей у мавзолея,
Успокоив персть отцев моих,
Повели моей дрожащей трости,
Прежде чем мои почиют кости,
Свиток положить у ног твоих.

Соглядая веки обмертвелы,
Над которыми туман повис,
И юдоли древних запустелы,
По которым вырос кипарис,
Мнится, вижу вдоль сея трещобы
Праотцев расписанные гробы;
Мнится, что на всех гробах резец
Начертал девиз их просвещенья,
Врезал истины и заблужденья
Поздному потомству в образец.

Но почто против сего уроку
Памятников истины бежим?
По какому горестному року
Подле памятников лжи стоим?
Как бы мним, что гении усопши
Пустят луч сквозь гробы, мхом заросши,
Между тем как зрим пиры одни.
Тщетно, тщетно ждем небесной силы,
Тщетно ждем лучей вокруг могилы,
Где блудящи лишь горят огни.

Слабый смертный! Сколь потребно мало,
Чтоб занять власть над твоим умом,
Если заблуждения зерцало
Древним вкруг очернено жезлом:
Стоит, чтоб оракулом явиться,
Лишь на персях древности родиться.
Разве гений истины слетал
На сосцы вселенной тот лишь термин,
В коем разум, первенец Минервин,
В сирой колыбели почивал?

Нет, и ныне истина над миром
Всходит как бы из-за облаков.
Если ж ложь, кадяща пред кумиром,
Не сгущает над умом паров,
Для чего ж среди сего тумана
Сильный разум, пад на истукана,
С алтаря не опрокинет персть?
Должно ль, чтоб одни его скрижали
Мание Сатурна презирали,
Если всё его чтит грозный перст?

Должно ль, чтоб отцы столпотворенья,
Скрывши темя в сумраке небес
И вися над бездной заблужденья,
На истлевшей вазе древних грез,
Уцелели до всеобща труса,
Если сферы терпят тяжесть бруса,
Коим время их браздит в пески,
Если солнце сыплется комками
И с янтарных стен уже местами
Крошатся огнистые куски [105] С одной стороны, северные явления, падающие из солнечной системы, а с другой, пятна, в солнце усматриваемые, делают понятною сию фразу. ?

Древность, мавзолей свой украшая,
Лишь над нами упражняет гнев
И, осьмнадцатый век удушая,
Высечет лишь новый барельеф.
Франклин, преломивши скиптр британской,
Ре́йналь с хартией в руке гражданской,
Как оракул вольныя страны,
И Мурза в чалме, певец Астреи,
Под венком дубовым, в гривне с шеи
Будут у тебя иссечены.

Но кака там тень среди тумана
Стелет по карпатским остриям?
Темный профиль исполинска стана
В светлой Висле льется по струям.
Сбиты локоны по пле́чам веют,
А по ризе пятна сплошь багреют,
С рама обнаженный меч висит,
На руках лежат с короной стрелы,
На главе орел гнездится белый;
Это падшей Польши тень парит.

Всё стремится к древности суровой;
Царства почему, обиты в тис,
Опираяся об скиптр свинцовый,
Сходят с зыблющихся тронов вниз,
И преклоншися с гербом руины
Временам дают свои судьбины?
Всё к кивоту древности падёт.
Лишь святых душ лучезарны мощи,
Как в пещерах фосфоры средь нощи,
В раках не померкнут в род и род.