Андрей Дементьев: Утро начинается с любви

Грузы могут и подождать,

Если торопится к сыну

Мать.

А километры, как годы ее

Безжалостны.

Чем ближе больница,

Тем горше ей…

«Если можно быстрей, пожалуйста…»

И страшно ехать к беде быстрей.

Плоть от плоти ее,

Кровь от крови.

Как ей больно болью сыновьей.

Тихо плачет мать в изголовье.

И не чует Пашка, не знает пока,

Что залатан он кожей матери.

Лишь врачи бы со смертью сладили….

А до свадьбы…

Благо она далека.

Но врачи говорят:

«Не хватает кожи…» —

И отводят глаза.

«Что ж вы сразу-то?

Ах ты, Боже…»

«Нет, у вас больше брать нельзя…»

Мать пришла на завод со сменой:

«Помогите, сынки, в беде…»

И уж «молнии» ищут смелых.

А в больнице – звонки, звонки…

«Мы с вагонного!» – лезут парни.

И увидев девчат, басят:

«Вы, девчонки, отсюда шпарьте.

Это дело мужское! Факт…

Ну, на кой ему кожа девичья?

Пусть уж лучше возьмут у нас…»

И глядят доктора доверчиво

На плечистый рабочий класс.

«Ой, сынки вы мои и доченьки!»

Мать глаза утирает вновь.

И встают на анализ в очередь

Вера.

Надежда.

Любовь…

Взяли кожу по группе крови

У девчонок и у парней.

«Нашу, стало быть, для здоровья…»

«Ну, а нашу, чтоб был добрей…»

Пашку снова кладут на стол…

Все решится сегодня вечером.

Смотрим мы на врачей доверчиво.

В коридоре сидим пустом.

Операция началась…

Умолкает рабочий класс.

Распахнуты окна.

Под окнами верба…

«Пустите, доктор… Я – Вера…»

И снова тихо…

Тихо. Тихо…

Тишина три часа подряд.

На подушке лежит гвоздика.

У дверей – материнский взгляд.

Пашка выжил…

Его спасла

Доброта

И людская нежность.

Доброта – она, как весна,

Как июньская неизбежность.

Оживают сердца в тепле.

И светлеют, как зори, души.

…Пашка молча прильнул к земле.

И, как музыку, землю слушал.

«Здравствуй, жизнь!

Как прекрасна ты!

Нам с тобой надо много сделать…

Не лишай своей доброты,

Если хочешь вселить в нас

Смелость…

Здравствуй, жизнь!

Здравствуй, счастье думать,

Право петь и вершить дела!

Я пою доброту и юность,

Что от смерти меня спасла…»

День в горах просыпался, светел.

Над дорогой нависли скалы.

Может быть, не одно столетье

Пешеходам грозя обвалом.

Я спустился с отвесной кручи,

Позабыв про свою усталость.

Шел со мною в Джриведж попутчик,

Потому мне легко шагалось.

Был не молод и очень прост он,

Бригадир полевой бригады.

Я, наверно, до ста вопросов

Бригадиру дорогой задал.

Так и шли не спеша…

Едва ли

Мы к Джриведжу б добрались скоро.

Перед целой горой развалин

Расступились внезапно горы.

Будто в мир заглянув вчерашний,

Мы смотрели на них с Вазгеном.

Прикрывая остатки башен,

Неприветливо встали стены.

«Есть в народе у нас сказанье.

Ты послушай, коль есть охота».

Я на миг затаил дыханье,

Я полез за своим блокнотом.

«Здесь стоял монастырь когда-то.

Обходили его невзгоды.

Богател, без того богатый,

От своих и чужих доходов.

С юга шла в монастырь дорога.

И с востока вела дорога.

Коль идти на восток,

Пожалуй,

Через час в Норакерте будешь.

И на юге село лежало,

Что Джриведжем назвали люди.

Приходили по тем дорогам

Из селений крестьяне часто.

Здесь молились, прося у Бога

Ниспослать им на землю счастье.

Жаловались на недороды,

Все свои поверяли страхи.

И просили у Бога воду.

Но забрали ее монахи.

Из земли бил родник холодный,

Бил родник за оградой старой.

Было Господу, знать, угодно,

Чтоб вода пропадала даром.

Уходила вода на север

И терялась в ущельях дальних.

А на юге черны посевы,

На востоке земля, как камни.

Но монахам и нет заботы.

Пусть уходит… Нам хватит вволю.

А крестьяне слезой да потом

Орошали свой хлеб на поле…

И земля извелась от жажды.

Сотни трещин на ней, как раны….

И решил монастырь однажды

Дать немного воды крестьянам.

Объявил перед общим сходом:

– Чей игид победит на скачках,

То селенье получит воду.

Пусть достойных скакать назначат.

Пусть барашка убьет наездник.

Тот, кто первым сюда прискачет,

Чтобы кровью его горячей

Жертву делу принесть на месте…

Но монахи с недоброй целью

Дать решили крестьянам воду.

Перессорить они хотели

Два селенья себе в угоду.