Владимир Криптонимов - Познакомимся?

Всё это – будто лебедь, рак и щука!
Никак то руководство не поймёт:
Что Цезаря старинная наука
Для развиванья фирмы не пойдёт!

Для управленья – разделяй и властвуй!
Ну, а для роста – ты сплоти и созидай!
Коль хочешь – на развалах сиди, царствуй,
Коль можешь – во дворце всех уважай!

Я по жизни – скромный,
А в стихах – блатую.
Не судите строго
Вы за жизнь такую…

Я стал мелочный зануда,
Я стал комнатный урод.
Не пишу я вам покуда,
Так как совесть не даёт.

Вы меня другим знавали:
Был я робок, был я смел,
Чувства разные терзали,
А теперь я не у дел.

Постарел, размяк, сломался,
Отрастил себе пузень,
С трудностями отбодался,
Ночь в постели, в трудах день.

Обывательской отрыжкой
Я пишу себе стихи.
Думаю издаться книжкой,
Где страницы – лопухи.

Где всё пахнет горькой мятой,
Да обрыдлой лебедой,
Где слова сравнимы с ватой,
Вязнущей в зубах строкой.

Я – не тот, того не стало,
Тот теперь лишь в Ваших снах.
На того похож я мало
И при свете, и впотьмах.

Оттого и удаляюсь,
Чтоб не разочаровать,
Я по жизни – просто маюсь,
Я в носу стал ковырять.

Прошлое неотвратимо
Заросло всё трын-травой.
Бывший друг. Бывший любимый.
Низкий мой поклон земной.

Ах, как трудно быть женщиной, наверно,
Чтоб не взбрыкивать, а идти от бедра!
Чтоб всё стильно, тип-топно, манерно,
И с наклоном наверх голова.

Чтобы бантиком губки лежали,
А глаза – выраженья полны,
Чтоб реснички глаза оттеняли,
Поглощая во мрак глубины…

Я соскучился по Вам, госпожа Машина!
Руки требуют руля, уши – скрежет шины.
Половицу бесполезно давит босая нога,
Домик всё стоит на месте, не туда и не сюда!

Лицо просит ветра в харю, на 120 только свист,
Попа требует сиденья, в кресле – с ужасом сидит.
Где же вы, родные пробки, чайнички и тормоза?
Я на вас не стану злиться и не буду слать вас на…

Жизнь – в движенье, в киноленте —25-ый кадр лишний,
Как в волшебном фонаре, без движенья мир – застывший.
Отдохнувший, загоревший, водки выпивший немало,
Жду, когда же наконец-то, вновь усядусь я к штурвалу!

Как моряк по синю морю, буду бороздить асфальт я,
И на трещинах и ямах снова буду слать проклятья!
А пока на дачном поле кверху попом, мордом вниз,
Буду я копать картошку и устраивать стриптиз!

Душа у руссичей широка,
Цыганщина у нас в крови,
В попойках шумных одинока
И ненасытная в любви.

Всё время рвётся и трепещет,
То во поля, то в глушь лесов,
То в поножовщине зловещей
С угару пьяных кабаков.

То в бой кулацкий молодецкий,
С присвистом «яблочко» сплясать,
И помутузясь не по-детски,
За «мир» по 100 на грудь принять.

И я, как слышу звон гитары,
Нытья протяжный перебор,
Сам подвываю «тары-бары»,
Вплетаясь в цыганяцкий хор.

И тянет в степи, к конокрадству,
И манит в табор кочевой,
Влечёт к котомке и босятству,
И к дикой пляске под луной.

Ах, «Очи чёрные», ромалэ,
Мне душу наизнанке рвут!
И вкруг костра с вином в бокалах
Цыгане, пригубляя, пьют.

В глазах то угольков мерцанье,
То пёстрых юбок перепляс,
То золотой луны сиянье,
То вспышки тёмно-карих глаз!

…И на карачках, очумело,
Когда рассвет прогонит сон,
Я встречу жуткое похмелье,
И в голове то ль шум, то ль звон.

Пустой кошель чуть в отдаленье,
И гробовая тишина…
А может, не было веселья,
И не гостил у цыгана?

И всё лишь пьяная морока
И бред от выпитой херни?
Душа у руссичей широка,
Цыганщина у нас в крови!