Джулия Тот - Обо всём

Все мечтают в мире этом – о подарках разных:
ценных или – сердцу дорогих, —
кто-то грезит кольцами, каратами тяжелыми,
а иные – об одном всего счастливом дне…
День же выдался и вовсе – не весенний,
мрачный небом, полным грустных облаков,
и, – подарком – просто не хватало цвета,
красок радости, чтобы раскрасить холст..
Но – от серого холста в ста километрах, —
неизвестному кому-то, кто —
по глупости слепой своей грустит, —
маленький – двухлетним возрастом – Никита,
осторожно пальчик в краски обнимая,
маргаритку на открытке радостно творит..
Счастье малыша, что пальцы в разноцветии,
что цветочек – сам нарисовал,
не понять ему, как радостью раскрасил,
осветил он маргариткой на открытке
дом того, кто по – погодному – так глупо,
слепо так: грустил и тосковал…
Маргариткой на открытке, что – подарком —
почтальон доставит не конверт, —
счастье малыша, его цветную радость, —
он в почтовый ящик каждодневно бросит —
то, чего почти – дороже нет..

А в горах – все еще – снег
и напрасно птицы о весне кричали —
нет ее – не в бело-розовом цветущем миндале,
и нет – в ветрах, что птицам подпевали…
И в горах – все еще – холод,
и напрасно одеждой весенней
разукрашивает прохожий
мостовые, зимой ледяные…
В горах – все еще – грусть —
холода и безцветия…
но танцует, – спасая весну, —
солнце глупое – на расцвете:
словно устав от бесчувствия,
или – серого сна,
быть может – жалея прохожего,
и птиц, что поют: «весна»…

сколь ненавистна белизна листвы бумажной,
безмолвной – словно нечего сказать,
той, на которой нет – ни закорючек слов,
ни знаков восклицаний,
лишь – пустота…
а пустоту всегда легко узнать:
она не плачет в радости иль горе,
и в ревности истошно не кричит, —
лишь в белизне листвы бумажной тонет
и – о мирском досадливо молчит…

Нищие душой по миру бродят —
судят всех и – обо всем – так повелось…
Душат – нищие душой – чужие сути, —
их околдовать пытаясь в смысл иной…
но, смеется над коварностью нелепой,
бесноватой чуть – столь старый мир, —
повидал он и – тщеславия убогость,
и – гордыни мельницы, что – в пыль
превращали самого создателя сюжета
жизни, коей и других он поучал,
и – ошибкой – не заметил прочих,
кто – как он – о собственном величии вещал…
Пыль развеется, но также неизменно —
в звезд шуршании и каждом дне —
будет мудрый мир столь грустно удивляться
гордости, присущей пустоте…

Вот облако, похожее на черепаху,
что удивляется нам всем с высОка своего, —
а то, что выше – апельсином рыжим
готово ослепить любого,
кто надоедливо пытался рассмотреть его…
Вот две лошадки, галопируя по небу,
сольются неожиданно в одно
сердечко, иллюзорное любовью,
растают кружевом, что не связал никто…
Мы облаками часто кружева сплетаем,
из апельсинов, рыжих – лишь мечтой,
пытаясь выжить сок, —
столь часто о сердечках забываем,
им позволяя раствориться в небе, —
лишь потому, что так боимся быть собой…

Два параллельных мира в комнате одной, —
как дождь и радуга в обычный день весенний —
не смешивая краски – серый и цветной —
смеялись счастливо людей обидам за окном, —
над миром, стонущим непониманьем бесконечным…
Мирам, что – параллельны – было не понять,
в чем вожделенность жизни, где одной и той же нотой —
скрипят две скрипки под белесым потолком,
пытаются оркестр создать особый…
Два параллельных мира – удивленно
рассматривая ссоры – за окном, —
лишь разноцветностью различий улыбаясь, —
задумались, как поделиться сном —
своим, что люди счастьем называют,
не понимая – сколь его не может быть,
когда они в том мире, что – напротив —
отраженье ищут – свое – которого не может быть…
Но – параллельным двум мирам не суждено найти ответ —
напомнить как о счастье грезящим, – тем, – за окном, —
что радостно веками радуги веселой свет
лишь в серый дождь способен улыбаться, —
что счастья в одинаковости – нет, —
ему дано бутоном разноцветным —
в обычный день весенний распускаться…