Андрей Драгунов - Подробности

В это время года сходишь с ума от цвета.
Из-за его отсутствия в чёрно-белом,
мокром пейзаже, но судя по всем приметам,
скоро весна и цвет под ногами скажет
о продолжении жизни. По крайней мере,
смятое облако, что так сулит надежду
на выживание – ближе, на самом деле,
взбитой подушки, что холодна, как прежде,
во времена, когда все ещё были живы
и, от волнения, шли косяком на красный,
перебивая друг друга – А знаешь, ты бы… —
Нет, это ты бы.. И всё ещё не напрасно…
И в голове ещё не черты, а лица —
пусть и немногие, но тем прочнее память..
И в отражении с белым ещё не слиться,
но до которого можно ещё руками —
взглядом, хотя бы. И чёрно-белый город,
как продолжение смятой уже страницы
после ночного бдения. Выше ворот,
чтоб не замёрзнуть. И ничего не случится.

Я буду блуждать в переулках огромной столицы.
Скитаться по улицам, где ещё помню названья,
где, может быть, даже уже ничего не случится,
о чём пожалел бы, умножив тем самым страданья.
Я буду тебя вспоминать и холодную осень.
Чужие квартиры в клубах сигаретного дыма,
где взгляд упирается в стену и имя не спросят
у нового гостя, приняв за хозяйского сына…
Я буду до ночи бродить, где короткая память
найдёт подтверждение или хотя бы подсказку,
какую-то мелочь, которую можно руками
потрогать и вспомнить, что жизнь, как хорошая сказка,
кончается свадьбой… Я буду тебе через время
писать свои письма о том, что уже не случится.
И только потом, на вокзале, когда не уедет
мой поезд, увижу до боли знакомые лица.

Мы с тобой собирались пойти в воскресение в церковь,
но опять не случилось. Опять торжество снегопада —
перекрыта дорога, как жизнь переправлена смертью
по каким-то там правилам, в рамках другого уклада.
Мы хотели отправиться, но у погоды не спросишь
разрешения выйти из дома, пойти на прогулку.
И трамвай застревает на рельсах, и снова заносит —
и базарную площадь, и тропы в глухих переулках.

Во дворе, под окном – все знакомы, как будто родные.
И как будто бы даже глядят без утайки и страха.
И порой вспоминают прохожего нового имя,
что когда-то бывал здесь, но съехал, должно быть, рубаха
не пришлась ему в пору – с девицей из третьей квартиры —
как с чужого плеча, но глаза поднимает на окна,
вспоминая, возможно, как звук пресловутой секиры
отделился от стона, на смерть отправляем кого-то…
А теперь только память и взгляд на случайных прохожих —
не оттуда ли вышел? – с довольным лицом очевидца
бесконечной любви, что с секирой по умыслу схожа.
И какая-то боль остаётся в означенных лицах.

Чисто. Зима прибралась среди старых могил —
будто ко времени, но не назначили дату
очередного свидания. Кто-то курил,
снег притоптал, но не пошёл за ограду.
И следы потерялись в гербарии снежных цветов,
не обещая вернуться – чужая табличка.
Видимо, спутал фамилию – если б лицо
было на камне, но камень в цветах обезличен.
Видимо, кто-то решил, что не нужен портрет —
только фамилия и неразборчиво имя —
стёрлось со временем, как из бумаги букет,
перелицованный снегом. И снег вместе с ними
греет могилы, пока не настанет тепло —
скудная шуба, но лучше, чем голая правда,
что никого не осталось. Опять занесло
снегом – теперь уже с верхом, засыпав ограду.
И не откроют калитку уже до весны.
Только смотритель глядит на пейзаж виновато —
в общем, согласный, что жизнь, как в аптеке весы —
поровну всё. И за всё наступает расплата.

На берегу, у самой кромки
воды, следов не оставляя,
где краб, гниющий на обломках
какой-то лодки – замечаю,
что волны набегают по две,
как рифмы в рукопись вплетаясь
в песок. Вода в стеклянной колбе —
не так играет, нагреваясь
от спирта из сухой таблетки —
аптекарь прав – не помогает.
Сыграть бы лучше на рулетке
с такой волной, но шар слетает
с вертушки на пол. Жду замены
на берегу цветущей лужи.
Возможны в жизни перемены,
но краб, гниющий в лодке – тут же —
как ни крути, напоминанье
о бренности всего и в сумме.
И чаек шумное болтанье —
лишь дополненье к грустной думе —
без всяких там анжабеманов
и прочей шелухи словесной —
таскают крошки из кармана —
другое им неинтересно.
Восторженно гляжу на воду,
на собственный расклад в водичке.
Откуда-то приходят волны
и образ сразу обезличен,
размыт, разбросан по песчинкам,
по берегу, сопоставляя
теперь оригинал с картинкой
с гниющим крабом в лодке с краю.