Алексей Олексюк - P.S.

Кто жуёт, тому некогда вякать:
Не поэзия, а благодать!
А на улице дождь и слякоть,
И весны ещё ждать и ждать…

Маразм крепчал. Мы вышли из подполья.
Мы вышли в свет (и сразу же – в тираж).
Нас распинали на футбольном поле:
Тех – в аут, этих – в лидеры продаж;
Пинали так, что пропотели аж.

Любовь прошла – завяли помидоры,
И дал плоды наследный геморрой.
«Пилат был пьян», – решили прокуроры.
Чапаев крикнул: «Пустота, прикрой!» —
И бросил пить, как подлинный герой.

Чем дальше в лес, тем толще партизаны,
И сразу ясно кто есть ху из ху.
Прибрежный бич пел что-то из «Нирваны»,
Забив косяк на эту чепуху…
Пока чекист не выдернул чеку.

Гекзаметром стих написать
нужно много труда и терпенья,
Для русского уха звучит
он слишком напыщенно, но
Внимают напеву его
российские грады, селенья,
И славное имя Гомера
не может быть очернено.

Ликуйте же эллины, славьте
всесильного Зевса и Феба.
Платон Каратаев в Лицее,
пируя с кудрявым юнцом,
Танцует сиртаки и пьёт,
и плачет: «А так-таки треба
Забацать нам что-то про Трою,
чтоб сладить с великим слепцом».

Даждьбог на нас любуется сквозь щёлку,
Прореху в дождевом окладе туч.
Святой Колян с котомкой по просёлку
Бредёт к реке: в браде – закатный луч.

Тобол стоит, застыв янтарным слитком,
И телебашня тоненькой иглой
Указывает азимут улиткам,
Которые летят на водопой.

А через мост идут удить Иуда
И Иисус, идут три тыщи лет.
Даждь бог же нам уверовать, как в чудо,
В осенний дым и предвечерний свет.

И будут немота и ночь,
Метро, гостиница, вокзал, —